Конёк прочитал вслух, вернул справку Мартынову и затем налил полстакана водки. Протянул гостю:

— Пей! Да падай на хвост, присаживайся, страдалец — в жопе палец, подвиньтесь, мужики.

Замечу, в воровской среде тогда и теперь не говорят «садись» — это считается неприличным: «Могут накаркать!» По бандитскому этикету следует сказать «присаживайся».

Мартынов с явным наслаждением выпил, закусил солёным огурцом и сказал:

— Нужен мне Лягушка! Знаете такого? Где найти?

Бандюганы переглянулись. Лягушка с любопытством воззрился на говорившего:

— А зачем он тебе?

— Ему Лошадь должок прислал. Сказал, что здесь у армяшки Лягушка бывает.

Лошадь — кличка Иванова, который был недавно арестован во время перестрелки с легавыми. Лошадь в камере рассказывал, что у него изъяли пять николаевских червонцев, которые он нёс Лягушке, чтоб вернуть должок. Один из арестованных за пачку папирос доложил об этом следователю. Мартынов допрашивал Иванова, и тот не отрицал, что хотел вернуть долг.

— Ну, я Лягушка!

— Чем докажешь?

Бандит задрал рукав. Там синела старая воровская наколка — лягушка в короне.

— Чего принёс?

— Держи! — Мартынов положил на стол три николаевских золотых червонца. — Сказал, что ещё два червонца позже отдаст. Если чекисты не прислонят к стене.

— Молодец! Аккуратная ты личность! — загалдели бандиты. — Не пропить ли это рыжьё?

Мартынов тоже сделал взнос:

— Эй, халдей! Волоки рисовую водку. Две бутылки китайской, да шустрей!

Бандюганы одобрили:

— Ты хоть и фраер, а молодец! Освобождение обмыть надо. Дёшево отделался. Эти гады любят стрелять безвинных!

Выпили, закусили шашлыками. Бандюганы расспрашивали о Бутырке:

— Бухало достать можно? Есть ли дурь? Как шамовка? Торчат ли воры в законе или их сразу мочат?

Мартынов владел обстановкой и разговор поддерживал складно:

— Набили кичу всякой шоблой, бакланы недорезанные. Раньше были воры в законе, а теперь красножопые опустили их в загоне. Слово вякнул, тут же мусора оформят гуляш по почкам и отбивные по рёбрам. Зато шамовка в норме. При желании дурь можно заварганить. С бухалом легко. Хрусты есть, попка-надзиратель сбегает.

Посетовали: при новой власти в крытке бьют хлеще, чем при проклятом царизме. Так сказать, со всего пролетарского размаха. Наловчились бить в дых: сердце останавливается, а зенки на лоб лезут.

Мартынов поморщился:

— Будет душу травить! Что ж, теперь усраться и не жить?

Чекист вполне вошёл в доверие. Лягушка протяжно зевнул:

— Айда, братва, в баньку! Попаримся, поспим, а то голова трещит. Потом к марухам двинем. В Сандуны, может?

Конёк удивился:

— Ты, Лягушка, с ума сбрендил? Там нас каждая сволочь знает.

Чёрный предложил:

— В Проточный! На отшибе, там тихо. Пар хороший. В кабинке отдохнем.

На этом и сошлись.

Мартынов весело произнёс:

— Маруха ждёт меня, буфера — во! — и вдруг лихо запел:

Бандиты весело загоготали:

— Га-га! Ай да молодец!

Мартынов многозначительно произнёс:

— Бог даст, свидимся!

И впрямь, свиделись очень скоро.

БЕЗ ЛЁГКОГО ПАРА

Мартынов размышлял: «Взять голыми в бане — ох, как удачно! Особенно если уйдут все трое париться, одежду обшмонать, забрать оружие.