На этом основании слова «игра в крикет» стали у него тем употребительным выражением, которое до сих пор полно значения для каждого англичанина, хотя ни один англичанин не может объяснить, что именно оно значит.
В его манерах появилась какая-то особенная самоуверенность. До сих пор первенствующая роль принадлежала Берту, но теперь положение изменилось. А в один прекрасный день Хорри Бэдд, шутя боднув по привычке нашего героя в спину, нарвался на нечто совершенно неожиданное. Раньше Эдвард-Альберт не был склонен протестовать против этих маленьких знаков дружеской приязни. Но тут вдруг повернулся к нему и зарычал:
— А ну не лезь!
И совершенно не по правилам дал Хорри оплеуху и сейчас же изо всех сил вторую. Он взял Хорри на внезапность и на испуг. Хорри любил кулачный бой — пощечины не входили в ассортимент его приемов. Он никогда никому не давал оплеух. Он громко завыл. Несколько дней на лице его оставались красные следы.
— А будешь хамить, так я еще не так тебя отделаю, — заявил Эдвард-Альберт.
Определение «радикальный», как и все другие определения, встречающиеся в этом правдивом повествовании, употреблено здесь обдуманно. Речь идет о метаморфозе; правда, изменения в данном случае менее наглядны, чем при переходе от головастика к лягушке, но все же, как утверждают мои знакомые зоологи, у человека они резче, чем у большинства других сухопутных животных. Ваша кошка, например, не знает ни одного из тех явлений трансформации, которые происходят с ней. У нее не начинают вдруг расти волосы на неожиданных местах, ее мяуканье не переходит в львиный рык, она не теряет зубов и не получает серию новых взамен, не покрывается прыщами и не становится неуклюжей в результате неустойчивости, которая внезапно проявляется в обмене веществ и в нервной системе. Ваш котенок превращается в кошку, но совершает этот переход постепенно и изящно; это существо определенное и законченное с того момента, как у него открылись глаза на мир; никаким метаморфозам оно не подвержено. А то животное, которое называется человеком, переживает метаморфозу. И Эдвард-Альберт Тьюлер, согласно законам, которым подчиняется наш вид, тоже пережил ее.
Может быть, вам покажется неожиданной мысль, что метаморфоза, подобная метаморфозе лягушки, свойственна человеку в гораздо большей степени, чем большинству других сухопутных животных. Но не моя вина, что вы этого не знали. Я в меру своих слабых сил сделал все, чтобы помочь вам и всем нашим современникам выбраться из глухих дебрей устарелых, неправильных представлений, ложных понятий, самодовольной ограниченности и глубокого невежества, в которых мы так безнадежно запутались. Я боролся с классической школьной традицией, не жалея сил. Если мысль о метаморфозе представляет для вас нечто неожиданное, браните тех негодных шарлатанов, которые претендовали на роль ваших учителей. Если вам покажется необычным и ошеломляющим то, что здесь написано — здесь и дальше, в первой главе третьей книги, — это их вина. Некоторые из нас, кому посчастливилось хотя бы отчасти получить настоящее образование, старались восполнить пробелы в вашем. Мы составили и тщетно пробовали добиться введения в школьный обиход серии энциклопедических руководств, из которых самым важным для нашей темы является «Наука жизни». В последнем — однотомном — его издании обзор достижений в этой области доведен до 1938 года. Вам необходимо прочесть эту книгу от доски до доски, так как без этого нельзя понять того, что делается вокруг нас, и быть на высоте современных, гигантски возросших требований жизни.
Но для наших непосредственных задач достаточно будет познакомиться с диаграммой и текстом к ней, которые я заимствовал из одной статьи д-ра У.Дж.Грегори, помещенной в «Трудах Американского философского общества». Вы найдете все это в конце книги, в «Приложении». |