Изменить размер шрифта - +
Воздух вокруг нее был отравлен горечью и одиночеством. Это страшно для счастливых людей. Можно заразиться.

Она расплатилась и вышла. Ее догнала Коломбина.

— Здесь все говорят о вас. Кто ваш стилист?

— У меня нет стилиста, — равнодушно ответила Лаврова.

— Где вы делали стрижку?

— В третьеразрядной парикмахерской. Задешево.

Она повернулась и вышла. Коломбина смотрела ей вслед.

Лаврова приехала домой. В кошельке остались две монетки на проезд.

«Не страшно. Завтра займу у Ильиничны», — подумала она.

Она отрезала локон и, не глядя, бросила его в мусорное ведро. Он не был нужен ни ей, ни кому другому.

 

* * *

На следующий день Лаврова пошла в контору по продаже недвижимости. Ей больше нечего было делать в этом городе. Через три дня к ней пришли мужчина и женщина.

— Какая прекрасная птица! — воскликнула женщина, указывая на хрупкую картину Кости. — Продайте за любые деньги. Прошу вас!

— Она не продается.

Мужчина и женщина ушли, не сойдясь с Лавровой в цене за квартиру. Лаврова сочла это добрым знаком.

«Значит, не все еще кончено, — решила она. — Красота ко мне обязательно вернется».

Она села на кровать, обхватила колени и стала ждать.

 

* * *

Через месяц ей позвонил Минотавр.

— Мы с Никитой завтра рано утром уезжаем на Корфу. На три недели. Приходи попрощаться.

— Хорошо, — ответила уставшая ждать Лаврова.

Ей было страшно ехать к ним, потому что слово «попрощаться» звучало неумолимо и безнадежно. Но ей отчаянно хотелось поехать, чтобы увидеть свою ускользающую красоту.

Зайдя к ним в дом, Лаврова обняла Никиту. Он так вкусно пах. Так могут пахнуть только родные.

— Как я соскучилась, — шепнула она.

— Я тоже, — ответил счастливый ребенок. — Расскажи мне какую-нибудь историю, — попросил он, взяв ее за руку.

Лаврова смотрела на его глаза цвета моря в Кринице. В их прозрачной голубизне плескались веселые золотые рыбки. У Никиты глаза были точь-в-точь как у ее мужа. Она глядела на мальчика и не могла наглядеться. От счастья у нее не было слов.

— Ладно. Как придумаешь, расскажешь. А я пока пойду к папе.

И он ушел к отцу в соседнюю комнату. Она слышала его голос и улыбалась. Наконец она снова счастлива. Пусть ненадолго, хотя бы до завтра.

Кто-то позвонил. Из комнаты донесся глуховатый голос Минотавра. Его перебил звонкий детский голос.

— Кто звонит?

— Снежана.

— Зачем? Она зовет летать?

— Нет.

— Пригласи ее к нам.

— Нельзя. У нас гости.

— Ну папа! Давай! — канючил мучитель.

— Нельзя. Мы пригласили Наташу.

— Я ее не приглашал. Если с ней нельзя, пусть уходит!

— Молчи!

— Пусть уходит! Пусть! — кричал ребенок, не ведающий жалости, как и все дети.

— Хорошо, мы сами поедем к Снежане. Успокойся.

Лаврова не могла дышать. В ее горле был огромный, туго сплетенный клубок тоски всего мира, невыносимой и страшной.

Лаврова вышла в холл. Там стояли Никита и его отец.

— Мы уезжаем, — не глядя на нее, бросил Минотавр.

Лаврова смотрела на Никиту и молчала. Он не поднимал глаз от пола. Она откашлялась и сказала:

— Я очень. Очень тебя люблю.

И ласково провела рукой по его смешному цыплячьему хохолку.

— Не трогай меня! — как безумный закричал любимый маленький звереныш.

Быстрый переход