Рана на левой руке Роджера оказалась длинным, но не слишком глубоким разрезом — глубже у верхнего края, а у нижнего почти царапина. Скорее всего, тот, кто нанес этот удар, действительно метил в сердце. Кадфаэль налетел на дерущихся в самый решительный момент, и, по всей видимости, только его появление предотвратило смертельный исход. Но тот, кто замышлял убийство, скрылся в ночи, оставшись при этом неузнанным, ибо ни Роджер, ни Кадфаэль не смогли как следует разглядеть его в темноте. Валлиец прибежал на шум — и это все, что он смог ответить на расспросы своего лорда.

— Ну что ж, — сказал Роджер, когда на его руку уже была наложена повязка и он сидел за столом, потягивая подогретое вино, — прибежал ты вовремя. За это я благодарен тебе от всей души.

Следовало признать, что для человека, чудом избежавшего смерти, лорд Модуи держался с отменным мужеством и спокойствием. Встревоженной, переполошившейся челяди он твердо заявил, что, благодарение Богу, жив, чувствует себя хорошо и потому завтра поутру намерен, как и было намечено ранее, отправиться в Вудсток. Затем Гослин помог ему улечься в постель.

Кадфаэлю показалось, будто Роджер выглядел даже удовлетворенным, словно считал раненую руку платой за выигранную тяжбу и сохранение родовой собственности. А такую цену он, конечно же, готов был заплатить.

После назначенного часа прошло уже некоторое время, когда на пороге зала по явились четверо взволнованных людей — двое из них были облачены в бенедиктинские рясы — и обратились к старшему судебному писцу.

— Сэр, — заговорил один из них, по всей видимости взявший на себя руководство, высоким и слишком громким из-за непомерного возбуждения голосом, — мы приехали из аббатства Святых Петра и Павла, что в Шрусбери. Мы сопровождали отца приора, которому предстояло отстаивать здесь, в суде, дело нашей обители. Достойный сэр, вы должны извинить его за неявку, ибо в том нет ни его, ни нашей вины. Мы выехали заранее и, чтобы поспеть вовремя, ехали даже ночью. И вот ночью-то, под покровом тьмы, на нас напала шайка каких-то не боящихся Бога грабителей. Это случилось в лесу, в двух милях к северу отсюда. Негодяи схватили нашего приора и уволокли его с собой неведомо куда.

Голос монаха звенел от волнения. К тому времени уже все находившиеся рядом подступили поближе и внимательно прислушивались к его рассказу. Само собой, так же поступил и Кадфаэль.

Лихие люди, учинившие прошлой ночью разбой в паре миль от Вудстока, скорее всего, были теми же самыми головорезами, которые напали на Роджера Модуи и едва не убили его. Появление подобной шайки в такой близости от города, где заседал королевский суд, само по себе вызывало немалое удивление, и, уж, конечно же, трудно было поверить в то, что в окрестностях Вудстока одновременно орудуют две разбойные ватаги. Судейского чиновника услышанное повергло в крайнее негодование.

— Схватили и уволокли с собой, так вы говорите? А вы, четверо, стало быть, его сопровождали. Вот так история, прямо не знаю, что и подумать. Сколько же было нападавших, коли они так легко с вами справились?

— Трудно сказать наверняка, достойный сэр. Кажется, трое, уж никак не меньше. Они набросились на нас из засады, и нам не удалось уберечь отца приора. Мы ведь не воины. Злодеи стащили его с лошади, да и были таковы вместе с ним. Мы здешних лесов не знаем, а они и в самой глухомани как дома. Мы пытались помешать им, погнались за ними, но куда там…

Было очевидно, что этот человек не лжет. Спутники приора действительно сделали все, что могли, о чем красноречиво свидетельствовали синяки, ссадины и перепачканная, порванная одежда.

— Мы искали всю ночь, все кусты облазили, но его не нашли — только вот когда уже направлялись сюда, поймали на дороге его лошадь.