— Увы, отец приор, король не смог прибыть в Вудсток по куда более прискорбной причине.

И Кадфаэль поведал отцу Хериберту горестную историю о том, как морская пучина поглотила цвет английского рыцарства, а победоносный король лишился наследника.

Добросердечный отец Хериберт, потрясенный ужасным известием, взволнованным шепотом принялся возносить молитвы, испрашивая милость Всевышнего как для безвременно усопших, так и для их близких, потерявших тех, кто был им дороже всего на свете. Кадфаэль молча шел рядом с конем, ибо не знал, что и добавить к пылким молитвам бенедиктинца. Правда, он находил примечательным то, что даже в такой час, казалось бы, раздавленный горем король Генри позаботился о переносе даты судебного заседания, не забыв о долге государя перед своими подданными. Приверженность правосудию есть достоинство, украшающее любого монарха.

Лишь когда они выехали из леса и вступили в спящий ночной город, Кадфаэль позволил себе прервать истовые молитвы Хериберта, озадачив почтенного приора странным вопросом:

— Отец приор, имел ли кто-либо из вашей свиты оружие? Меч, кинжал или что-нибудь в этом роде?

— Нет, нет! Упаси Господи, сын мой! — воскликнул потрясенный приор. — Мы не носим оружия и не пользуемся им ни при каких обстоятельствах. Господь — наша защита, а оружие наше — молитва. Мы во всем уповаем на милосердие Всевышнего, а также на королевский мир, установленный нашим добрым государем.

— Я так и думал, — отозвался Кадфаэль, кивая как бы в подтверждение собственных мыслей.

По тому, как резко изменилось настроение Роджера Модуи, Кадфаэль догадался, что лорду доложили об исчезновении узника. Весь день до вечера Роджер пребывал в возбуждении и тревоге, явно опасаясь того, что бежавший из плена приор не только объявится на суде, но еще и выступит с обличением. В каждом встречном монахе ему мерещился приор Хериберт, спешащий в замок, дабы подать жалобу на своего похитителя. Однако время шло, но ничто не указывало на появление Хериберта в Вудстоке. У Роджера появилась надежда на чудесное избавление от грозивших ему неприятностей, и он постепенно стал успокаиваться. Монахи и служки, сопровождавшие своего приора в ночь похищения, оставались в городе и, судя по молчанию и суровым, непроницаемым лицам, по-прежнему ничего не знали о судьбе своего начальника. Модуи не оставалось ничего другого, кроме как стиснуть зубы и, стараясь сохранять спокойствие, ждать.

Прошел второй день, наступил третий, и, поскольку о приоре по-прежнему не было никаких известий, Роджер Модуи окончательно воспрял духом. В надлежащее время он явился в замок и предстал перед королевскими судьями с самоуверенной улыбкой на лице и всеми необходимыми грамотами в руках.

Аббатство должно было выступать в качестве истца, и Роджер мог рассчитывать на то, что ему даже не придется излагать свое дело, ибо, согласно закону, не явившийся на суд признавался неправым вне зависимости от причин его отсутствия. Сколь же велико было его потрясение, когда точь-в-точь в назначенный час двери распахнулись и на пороге появился маленький, невзрачный человечек в черной мешковатой бенедиктинской рясе, неловко прижимавший к груди целую охапку пергаментных свитков. Сопровождали приора также облаченные в черное орденские братья.

Кадфаэль воззрился на новоприбывшего с не меньшим интересом, нежели все прочие, ибо, хотя и прошел с ним бок о бок добрую пару миль, в ночной темноте так и не смог разглядеть его как следует. Хериберт оказался пухленьким низкорослым человеком с круглым, розовым, до крайности добродушным лицом, вовсе не таким старым, каким показался Кадфаэлю ночью.