На картине был изображен горделиво подбоченившийся шотландец в темно-синей клетчатой юбке и такого же цвета берете.

На плечо его был накинут серо-коричневый плед, а под мышкой он держал кожаный пузырь волынки.

Рэйман удивленно поднял бровь, и уголки губ его искривились в иронической улыбке.

Он вошел в комнату и осмотрелся. Здесь было довольно уютно. Книжный шкаф, плотно заставленный толстыми томами, на стене – несколько дипломов и свидетельств в застекленных рамках, небольшой кожаный диван, журнальный и туалетный столики, несколько зеркал на стенах.

На всем виднелся отпечаток женской руки – чистота, порядок и очень много цветов.

Цветы были повсюду, на столиках, в горшках, на полу, на специальных полках.

Памелла остановилась перед зеркалом в ванной и, явно нервничая, припудрилась.

Критически осмотрев свою внешность, она пристально посмотрела на собственное отражение и сказала:

– Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь...

Рэйман поставил бутылку под зеркало, висевшее на дальней стене, и уверенно прошел к туалетному столику. Выдвинув один из ящиков, он обнаружил револьвер сорок пятого калибра.

Рэйман проверил барабан – заряжен. Он поднял револьвер, повертел его перед носом и весело крикнул:

– Мне нравится твоя квартира, Памелла!

Она не разобрала, что он сказал, и невпопад ответила:

– Располагайся поудобнее. Я сейчас приду.

Рэйман положил оружие назад в ящик стола и прошел к окну. Выглянув на улицу, он заметил белый автомобиль на противоположной стороне мостовой. Из окна торчала голова сержанта Уотерсона, который по своему обыкновению жевал попкорн.

Рэйман негромко рассмеялся и снова крикнул:

– И вид из окна у тебя прекрасный.

Памелла снова не разобралась:

– Что?

В это время Рэйман открыл большую деревянную шкатулку, которая стояла на туалетном столике. Увидев работающий диктофон, он широко улыбнулся и наклонился к самому микрофону и внятно сказал:

– Я говорю – прекрасный вид из окна.

– Да, мне тоже нравится, – крикнула Памелла из ванны.

Рэйман снял плащ и бросил его на спинку дивана, затем подошел к стойке бара и взял два невысоких бокала из тонкого стекла.

Памелла продолжала возиться в ванной. Рэйман снял обертку с бутылки. Это было французское вино в запыленной бутылке из фигурного черного стекла. Почти выцветшая этикетка говорила о весьма почетном возрасте этого напитка.

Открыв пробку, Рэйман налил в бокалы напиток и громко произнес:

– Ты не говорила мне, чем ты зарабатываешь на жизнь?

Поправляя серьги, Памелла на мгновение растерялась. После некоторой заминки она крикнула:

– Я работаю в историческом музее...

Спустя мгновение она добавила:

– Я занимаюсь приобретением новых экспонатов.

Услышав ее ответ, Рэйман скептически улыбнулся и сказал:

– Теперь мне понятен твой интерес к старинному оружию.

Она наконец вышла из ванной комнаты.

Рэйман бросил на нее беглый взгляд и, взяв со стола бокалы, протянул девушке вино.

– Да, – сказала она, – особенно меня интересуют самурайские мечи.

Рэйман повел головой.

– Вот как. Очень мило.

Они постояли немного с бокалами в руках, пока Памелла не спросила:

– Тост будем произносить?

– Пожалуй, не будем, – тихо сказал Рэйман.

Он стал наслаждаться ароматом старинного напитка, закрыв глаза.

Памелла отпила из бокала сразу. Она с интересом смотрела на гостя, который, казалось, забыл обо всем на свете и вошел в состояние экзотического транса. Наконец Рэйман медленно произнес:

– Это вино. Оно было сделано в тысяча семьсот восемьдесят третьем году.