— Вы, Дик?

— Так точно, сэр. Клянусь честью, это самый отъявленный негодяй, самый отвратительный морской разбойник, какого я когда-либо видел… Но… нет, невозможно ошибиться, — изумленно вскричал моряк. — Вот он! Джеймс Бейкер собственной персоной!

— Где?

— Тот человек! — вновь оглушительно заорал старший матрос, указывая на Феликса Обертена, который слушал английскую речь, не понимая ни слова.

Но тут вмешался капитан Анрийон:

— Сударь, ваш матрос ошибается. Тот, в ком он признал Бейкера, — мой пассажир, французский негоциант, месье Обертен. Он направляется в Бразилию, его дело — торговля.

— Мимо берегов Гвинеи? Нечего сказать, ваш земляк выбрал самый простой маршрут.

— Это абсолютная правда, сударь, клянусь вам. Он даже вписан в мою судовую книгу, его личность не вызывает ни малейших сомнений. Я не отрицаю, что между ним и Джеймсом Бейкером существует некоторое сходство. Однако он в жизни не бывал в Англии, не знает по-вашему ни слова, его нельзя спутать с англичанином.

— Что скажете, Дик?

— Всем святым клянусь, что это Джеймс Бейкер, знаменитый работорговец. Мы довольно долго следили за ним. Его приметы слишком хорошо знает вся эскадра, чтобы с кем-нибудь спутать. А кроме того, я много раз общался с ним, — он переманивал меня к себе, уговаривал дезертировать.

Если кто-то из присутствующих и сохранял невозмутимое спокойствие, так это бакалейщик. Свидетельствовало ли данное обстоятельство о его невиновности, или Феликс Обертен просто не сознавал серьезности своего положения… но наблюдал он эту сцену с безмятежностью, причиной которой могло быть также и полнейшее непонимание происходившего. Иностранец с любопытством изучал грозных англичан, равнодушно выдерживал стремительные негодующие взгляды офицеров, младших офицеров и всех остальных и никак не реагировал на резкие замечания лейтенанта.

Анрийон хотел было вмешаться, объяснить своему другу причину подобного отношения. Но лейтенант грубо оборвал его и добавил тоном, не допускающим возражений:

— Этот человек — мой пленник, я арестую его. Это хорошая добыча. Что касается вас, то ни слова больше, иначе будете закованы в цепи. Вы тоже арестованы до тех пор, пока мы не прибудем в Марахао, куда «Дорада» пойдет на буксире. Там все объясните и попытаетесь доказать свою невиновность, в которой я сейчас сомневаюсь больше, чем когда-либо. Джеймс Бейкер, следуйте за мной!

Феликс Обертен, естественно, не двинулся с места, а в крайнем изумлении вытаращился на англичанина.

— О, вы притворяетесь, будто бы не поняли меня! Но сейчас поймете! Эй, кто-нибудь, вразумите-ка этого молодчика!

Четверо матросов, отдав свои ружья товарищам, подошли к парижанину, который успел произнести лишь одну-единственную фразу:

— Скажи, Поль, что за тарабарщину несет этот долговязый?

И тут же четыре пары грубых рук повалили его и лишили всякой возможности сопротивляться.

Потом несчастного Феликса в мгновение ока связали и перенесли в шлюпку, не дав опомниться.

Тогда капитан «Дорады», перегнувшись через борт, крикнул:

— Они считают тебя Джеймсом Бейкером! Защищайся! Крепись! Быть может, не все еще потеряно!

— Молчать! — перебил лейтенант громовым голосом.

— Что? Хотят повесить?! — побагровел Феликс, не расслышав.

Пятеро англичан остались караулить экипаж «Дорады», остальные последовали за своим лейтенантом. Гребцы налегли на весла. Шлюпка уносила пленника, которому все теперь казалось каким-то кошмаром.

— Бедный месье Феликс, — с грустью проговорил Беник.