– Что вы рисуете в таком сумраке? – напряженным голосом спросила девушка.

– Тебя. – Генри передал Люси рисунок.

Она стала с интересом рассматривать портрет и наконец произнесла:

– Вы просто чудесно рисуете, милорд. А ведь это действительно я.

– Это потому, что ты теперь моя муза. Я уже начал рисовать два портрета маслом, и Джеймс сказал, что на сегодняшний день это мои самые лучшие работы. За это я должен поблагодарить тебя.

Люси начала разглядывать рисунок за рисунком.

– Это работы совсем не любительские, лорд Мэндвилл, у вас талант. Мне кажется, их стоит предложить на выставку.

– Но я рисую лишь для себя и никому их не показывал, кроме Джеймса, Элеанор... и тебя.

– Я так тронута. – На глаза Люси навернулись слезы умиления. – Джеймс Фрейзьер, должно быть, непревзойденный учитель.

– Это так и есть. В детстве большую часть времени я проводил именно у него.

Люси с любопытством посмотрела на маркиза.

– Расскажите о своем детстве, милорд, – попросила она.

Генри взглянул на появившиеся на небе редкие звезды.

– Поверь мне, тебе этого лучше не знать.

– Но я хочу. Вы говорили, что не совсем здоровы, но выглядите здоровым и сильным». Я даже представить себе не могу, что с вами что-то не в порядке.

Генри весь сжался при ее словах, но потом напряжение внезапно исчезло. Да, он расскажет ей все. Никогда в жизни он так отчаянно не хотел, чтобы его поняли.

Сделав глубокий вдох, Генри начал рассказывать Люси про жестокость его матери, про ее измены отцу, которым он был свидетель.

– Это ужасно, – произнесла Люси, слушая его, – я не могла даже представить...

– И это далеко не все. Ты уверена, что хочешь слушать дальше?

Люси кивнула.

– Когда мне было три года, я начал бояться темноты, просыпался среди ночи и истошно кричал. Мать считала мой страх позорным и нашла единственно верный, как она считала, метод излечения: запирала меня в сундук. Она лишь смеялась, когда я молил ее открыть сундук, потому что мне не хватало воздуха. Отец вначале был против подобных приемов, но матери удалось убедить его, будто это лучшее средство от страха.

Люси спрятала лицо в ладони.

– Неужели мать может так жестоко обращаться с собственной плотью и кровью?

Теперь ей все стало понятно. Разве мог Генри доверять женщинам, когда та из них, которая дала ему жизнь и должна была любить его и заботиться о нем, оказалась лишенной естественных чувств, которые надлежит испытывать любой матери.

– Видишь ли, мое рождение было очень болезненным для нее. Элеанор родилась первой и в дальнейшем была здоровым сильным ребенком, я же рос больным и хилым. Однако я оказался единственным наследником отцовского состояния, потому что мать не могла больше иметь детей.

– Но это же не твоя вина! – Люси взяла руку Генри и сжала ее.

– Знаю. Видишь ли, моя мать – холодная и злая женщина, но она имела большие виды на моего отца, который был умнейшим человеком. Он мог бы внести грандиозные изменения в жизнь страны, мог стать очень влиятельным человеком. Однако ей этого было мало. Отец редко бывал в городе, и мать изменяла ему при каждом удобном случае, а он отчаянно хотел верить, что она любит его, как и он ее.

Генри поднялся и стал нервно ходить взад-вперед, боясь посмотреть Люси в глаза.

– Но это было нечестно со стороны отца – бросить вас. – Люси сжала кулаки.

– Возможно.