— А тебе когда-нибудь приходило в голову, каково это — год за годом чувствовать чью-то ненависть?
Мерси смутилась до слез.
— Но разве я могла относиться к вам иначе?
— Ну конечно! — с горечью хмыкнул Джулиан. — Какое тебе дело до того, что решил суд? Или до того, что все эти девять лет я заботился о тебе!
— Никто вас не просил…
— Твоя мать попросила меня об этом! — сказал он. В глазах Джулиана сверкала ярость. — В ту самую ночь, когда она умерла, я дал ей слово, что не брошу тебя. Но конечно, тебе на это наплевать! В твоих глазах я всегда был убийцей! Глупо с моей стороны было рассчитывать, что Мерси может быть милосердна!
— Прошу вас, месье. Вы смущаете меня…
— «Прошу вас, месье», — передразнил Джулиан. Он схватил ее за плечи. — Зови меня Джулиан.
— Никогда!
— Никогда? — обманчиво мягким голосом повторил он, и Мерси вдруг стало страшно. — Ты всегда называла меня «месье», будто у меня нет имени… будто меня и самого-то нет! Так вот, я существую, и будь я проклят, но ты узнаешь, какой я на самом деле!
— Вы пьяны или сошли с ума! — закричала Мерси. — Я ненавижу вас! Я люблю Филиппа и буду любить его всю жизнь!
— Вздор! — сердито бросил он. — Откуда тебе знать, что такое любовь?
— Похоже, вы намерены сами показать мне, что это такое? Вы… Да при одном только взгляде на вас мне становится тошно!
— Проклятие, девчонка! Довольно!
Только сейчас Мерси сообразила, что на этот раз зашла слишком далеко, и ей вдруг стало страшно. Впрочем, сожаление, как водится, пришло слишком поздно. Что-то глухо прорычав, Джулиан приник к ее рту.
Еще ни один мужчина не целовал ее в губы, а Джулиан был настоящим мастером своего дела. Его руки сжимали ее так крепко, что она едва могла дышать. Твердые губы с жадной настойчивостью впивались в ее рот, горячий язык скользнул внутрь. От него исходил слабый, пряный аромат бренди и еще чего-то неотразимо чувственного.
Мерси забилась, пытаясь вырваться, испуганная и в то же время странно взволнованная происходящим. Грудь ее прижималась к его обнаженной груди, крохотные соски болезненно затвердели. Мерси задрожала, испуганная, ошеломленная, и, застонав, прижалась к нему.
И вдруг поцелуй оборвался.
— Сладкая моя Мерси, — пробормотал Джулиан, погладив ее по щеке. — Ты хоть догадываешься, что ты делаешь со мной?
— Пожалуйста… не надо.
Но он только крепче прижал ее к себе.
— Неужели ты так сильно ненавидишь меня, Мерси? Разве ты никогда не замечала, что твои изумрудные глаза сводят меня с ума? А это твое форменное платьице… как мне хотелось сорвать его, посмотреть, что там, под ним.
— Месье, это…
— Честно? — подсказал Джулиан. — Да, думаю, пришло время перестать притворяться. — Он заглянул в ее распахнутые глаза. — Итак, расскажи мне, какая же ты на самом деле. Суровая, холодная и неумолимая или горячая и страстная… как твои волосы?
— Месье… — только и смогла пролепетать Мерси.
Его губы снова прижались к ее губам, и стон замер у нее в горле. Она хотела оттолкнуть его и не смогла. Почувствовав, как слабеет ее сопротивление, Джулиан разомкнул крепко сжатые губы, и кончик его языка скользнул ей в рот.
И вдруг ей показалось, что его руки везде. Они ласкали ей спину, зарывались в волосы. Приподняв ладонью ее грудь, Джулиан ласкал напрягшийся сосок, в то время как другая рука, обхватив ее за ягодицы, прижала ее…
Боже милостивый, что это такое?! Что-то твердое, горячее уперлось ей в живот. |