— Это анекдот? Вы верно смеётесь? — спросил Гаевский. — Это же просто несерьёзно…

— Это ещё как серьёзно, дорогой Владислав. Полюбуйтесь — ка на прикладной промысел господина Ганюка, — Шумилов разложил на столе купленные у последнего рисунки. — На каждом из них проставлена дата, её вы можете увидеть на обратной стороне. Один из этих рисунков датирован как раз двадцать четвёртым апреля. У господина Ганюка целая галерея такого рода художеств. По ним половая жизнь Дмитрия Мелешевича может быть восстановлена буквально по дням и по часам.

Сыщики принялись внимательно рассматривать представленные им риснуки.

— Н — да — а, — протянул озадаченный Иванов. — Много я видел чудаков и сумасшедших, казалось бы, ну куда больше? Но жизнь не перестаёт удивлять.

— И ведь как нарисовано! — восхищённо пробормотал Гаевский. — Ведь талантливо нарисовано!

— Этот человек талантлив только в той сфере, на которой зациклен. Во всём остальном это дезорганизованный, неряшливый, совершенно опустившийся тип, — продолжил Шумилов. — Ну, да Бог с ним, я сейчас о другом: Ганюк внимательно наблюдал за Мелешевичем двадцать четвёртого апреля вплоть до выхода последнего из дома, то есть до одиннадцати часов утра с минутами. Он очень хорошо помнит этот день по той простой причине, что тогда Мелешевич последний раз занимался любовью со своей сожительницей. По словам Ганюка, сожительница Мелешевича после полового акта уснула. Также Ганюк утверждает, что Мелешевич не покидал квартиру всё утро и ушёл уже после одиннадцати утра.

Некоторое время сыщики обдумывали услышанное. Несмотря на первоначальный скепсис, сказанное было слишком серьзно, чтобы от этого просто отмахнуться.

— Что ж, — наконец, пробормотал Гаевский. — Я очень рад за Дмитрия Мелешевича. Хотя данное открытие не снимает с него подозрений в полной мере.

— Разумеется, — согласился Шумилов. — Оно означает только то, что Дмитрия Мелешевича не было на месте убийства в момент совершения оного. Но alibi не отменяет пособничества в совершении преступления, скажем, сокрытия следов, недонесения или активного участия в подготовке посягательства. Я и не утверждал, что Мелешевич абсолютно невиновен.

— Вот как? Это он вас привлёк к делу? — быстро спросил Гаевский.

— Вы задаёте лишние вопросы, Владислав. Наша договорённость не касалась этой темы.

— Ну, хорошо, будем считать вопрос риторическим. Мы можем забрать эти рисунки?

— Разумеется, считайте, что я их вам дарю, — кивнул Шумилов.

Он налил по второй рюмке коньяку.

— Вы хотели знать, что пропало из квартиры убитой Александры Васильевны Мелешевич, — любезно напомнил Владислав Гаевский. — Запишите или как?

Сыщик открыл маленький блокнотик со своими записями и приготовлися читать. Шумилов в свою очередь схватил карандаш и приготовился записывать.

— Консолидированные казначейские облигации министерства финансов Российской империи номиналом сто британских фунтов каждая — двадцать восемь штук; облигации «Петербургского международного банка» номиналом в тысячу рублей серебром каждая — шестнадцать штук, ну и сорок четыре облигации «Учётно — ссудного банка» номиналом в пятьсот рублей серебром каждая, — продиктовал Гаевский.

— Это всё? — спросил как бы между делом Шумилов.

— Ну да, — спокойно ответил Гаевский закрывая свой блокнотик и убирая его во внутренний карман пиджака.