— Не нервничайте, — сказал Фишер. — У нас появились здесь влиятельные покровители. С человеком вроде Вилана портить отношения Понсе не станет. Или как там этого кока-кольного майора зовут?.. Не забывайте к тому же о Ридмюллере и Толедо!

Они проехали покрытый пылью щит с надписью САКАПА. Белые кубики домов, солнцепек. Да, их предупреждают вторично, а Фишеру все нипочем, кроме финансовой стороны вопроса. Продать фильм, да подороже, а там — трава не расти. Прет вперед, как бульдозер. Под Монте-Кассино в окопах сидел, золотой «Немецкий крест» получил — над такими солнце не заходит.

Они сидели на берегу озера. Поэтичный закат, тихий плеск волн, аромат душистых плодов из сада; вдали в зеленовато-синей дымке виднеется вулкан Сан-Педро, над лысоватой вершиной кратера розовое облачко.

Кремп осторожно завел разговор о том, как Ридмюллер попал в плен к герильерос.

— Охрана моя ничем помочь не сумела, ее разоружили. Я и не подумал сопротивляться. Опасно! Но что удивительно: в виде выкупа они потребовали от фирмы восстановить на работе всех уволенных горняков и принять столько новых, сколько мы собирались со временем взять. Откуда они об этом узнали?..

— В письме, которое вы написали руководству фирмы, есть такие слова: «Я верю, что герильерос сдержат свое честное слово». Вам этот текст продиктовали?

Днем, за обедом, Ридмюллер, хвастаясь своим героическим прошлым, показал им несколько документов. Об одном из них Кремп и говорил.

— Нет. Это мои собственные слова.

— А ведь обычно вы называете их бандитами.

— В моих глазах они бандиты и есть. — На лбу Ридмюллера появилась складка.

— Но вы верили, что они сдержат свое честное слово?

Глаза Ридмюллера остановились на Ундине.

— Когда один из них, может быть, ваш Кампано, сказал: «Мы даем вам честное слово гватемальских революционеров», — меня это убедило. Они вполне могли обращаться со мной куда хуже, ведь в их глазах я кровопийца, эксплуататор, но они и волоска на моей голове не тронули. Я много раз спорил с ними. Они объясняли мне, что с их точки зрения должно измениться в Гватемале: почти все! Я возражал, но они вели себя корректно.

— Мы хотим в своем фильме поставить вопрос: могут ли люди чести быть убийцами? А если нет, значит, герильерос — бойцы, солдаты на полях гражданской войны?

— Сами они в этом убеждены. И, признаюсь, временами у меня складывалось впечатление, что так оно и есть. Мне хотелось верить в их чувство чести, в их человечность, ведь от этого зависела моя жизнь. И я не ошибся… — Понизив голос, он обращался уже к одной Ундине. — Местность, где меня держали в плену, была окружена правительственными войсками. Наши судьбы странным образом переплелись: они в окружении, а я у них в плену. Под конец я даже желал им удачи… Одной из девушек я пожал руку и сказал: «Надеюсь, вы пробьетесь, амига».

Спустилась ночь, в саду зажглись разноцветные лампочки. Кремп нажал на кнопку магнитофона, спрятанного под курткой. Самому ему никогда бы таких признаний из Ридмюллера не выудить. Все это Ридмюллер выложил только ради фрау Раух.

— Это было с вашей стороны весьма порядочно, — проговорил Кремп ледяным голосом. — Однако с тех пор ваша шкала ценностей вновь претерпела изменения. Амигос опять стали для вас бандитами.

Красноватое лицо Ридмюллера застыло.

— Все мы черви, молодой человек, вы же, как видно, хотите быть светлячком.

Он поднялся.

— Прошу меня извинить, милостивая госпожа, день сегодня был долгим. Комната вам понравилась? Тогда пожелаю вам спокойной ночи.

Поклонился и ушел.