– Куда ясней.

Я вызвал конвой. Князева увели.

Я вспомнил зиму 1943 года. Я приехал в один из крупных лагерей для военнопленных. В мою задачу входил отбор кандидатов для разведшколы. С Князевым я познакомился через майора СС Кригера. Было у меня еще одно задание, о котором Кригер не знал,– меня интересовали Солоницы. Почему? Теперь это уже не секрет. Как вы знаете, в конце ноября 1942 года Красная Армия перешла в наступление под Сталинградом, и через три дня группировка войск в составе двадцати двух дивизий под командованием Паулюса попала в окружение. Начальник генштаба Цейтлер предложил фюреру ряд конкретных и эффективных мер по выводу из котла шестой армии. Но фюрер отклонил предложение Цейтлера. Канарис через своих верных агентов в Англии получил точные сведения, что Черчилль, несмотря на многочисленные заверения союзников об открытии второго фронта, не намерен реализовать свои обещания. При таком положении вещей высвобождались огромные воинские силы на западе. Гитлер принял решение о переброске целых дивизий на восток в группу войск «Дон», которой командовал фельдмаршал фон Манштейн. Как раз там на него и возлагалась ответственная задача прорвать кольцо окружения армии Паулюса. Рейхсминистр Геринг заверил фюрера, что до подхода войск Манштейна будет создан воздушный мост, который поддержит боеспособность шестой армии. Вот в это время тихий, никому не известный городок Солоницы и попал в поле зрения разведки.

Ведь именно через него шли на восток эшелоны с боевой техникой и живой силой. Мимо этих самых Солониц проезжали те, кто бомбил Мадрид, маршировал по покоренному Парижу, Праге, Афинам. Так я оказался в Солоницах… Но с Князевым я познакомился не в Солоницах, а в областном центре, в помещении гестапо, которое находилось на площади Труда. Я знал, что Кригер любит подсовывать в нашу школу людей со своей начинкой, это был не первый случай. Князев не вызвал у меня тогда никаких особых эмоций. Обычный осведомитель гестапо, не больше. И вот спустя много лет я снова встретился с Князевым. В назначенный срок он явился в кафе «Георгин». Разговорились. Точнее, говорил, собственно, он. В эти минуты я казался ему единственной опорой. Наконец он смог за столько лет впервые говорить откровенно. Расставаясь, мы договорились о новой встрече. Но она не состоялась. На следующее утро меня вызвали к прокурору области. На свидание с Князевым пошел другой человек.

Вы хотите узнать, что рассказал о себе Курдюмов-Князев обер-лейтенанту абвера Герману Рюге в тот вечер в кафе «Георгин»? Послушайте наш разговор, записанный на магнитофонную ленту.

Рудов. Я не требую от вас исповеди о ваших переживаниях. Мне нужны факты и только факты. Говорите все, начиная со знакомства с Кригером, не пропуская ничего. Мы должны знать все о вашей службе.

Курдюмов-Князев. Хорошо, я расскажу все. У вас еще есть время?

Рудов. Сколько угодно.

Курдюмов-Князев. Ну тогда не обессудьте, если буду сбиваться, как вы изволили выразиться, на лирику. Я столько лет молчал и носил в себе все события этих лет, что вы просто не представляете, как я рад впервые за эти годы быть откровенным. Молчание – очень тяжелая штука, господин обер-лейтенант… товарищ Рудов или товарищ прокурор? Как вам удобнее?

Рудов. Называйте, как вам больше нравится. Однако вы много пьете, а спьяну человек говорит лишнее, это не годится, так что, пожалуйста, пейте меньше.

Курдюмов-Князев. О, пусть вас это не волнует. Я пью редко и, как правило, не пьянею. Итак, по порядку? Ну что ж, слушайте.

…Мое освобождение из-под ареста и возвращение в Солоницы прошло гладко. Товарищи приняли историю с фельджандармерией за чистую монету и даже посочувствовали мне. Погоревали о дяде Ефреме. Случайно я узнал от Карпова, что на самом деле дядя Ефрем был экономистом и настоящая его фамилия Скрыпник.