Мне иконку матушка Харита подарила… В тюрьме сидит. Слава Богу, хоть от войны далеко.
* * *
В Людинове ключ лежал под ковриком.
На столе, в большой комнате, листок бумаги:
«Алеша, я договорился. Можно уехать на машине. Сходи на завод, но иди сразу с бабушкой. Поезда движутся медленно. Вы нас догоните. Деньги в книжном шкафу».
Открыл толстый том Горького. Деньги немалые. На дорогу хватит.
– Интересно, какие деньги у немцев?
Бабушка опустилась на диван:
– Алеша, я никуда больше не побегу.
И – грохот. Мощный.
Дом трясануло.
– Бомбят? – спросила бабушка.
– Может, в подпол спрятаться?
– Там темно. Придавит, намучаешься.
– Ладно, – сказал Алеша. – Ладно.
Еще бы миг, и жизнь ждала иная…
Полуторка – самая ласковая машина на белом свете. Кабина кепочкой, кузов как раз для богатств советского человека. Невелик кузовок, но везет полуторка с песенкой.
Зарецкие грузили добро. Ближе к кабине – мешок с мукой да куль из рогожи с мешочками крупы, сахара, соли.
Подняли, поставили матушкин сундук, к сундуку Ниночкин чемодан. В чемодане два платья, два сарафана, юбка, комбинация и прочее девичье.
В батюшкином чемодане иконы, облачение, книги.
Отец Викторин поглядел-поглядел на свои картины:
– Незачем немцев тешить!
Снял со стен, поставил к порогу, где ждали погрузки гитара и скрипка. Для них место в кабине.
Женщины складывали в деревянный ящик кухонную посуду. А ведь еще кочерги, рогачи! Господи, топор не забыть! А пилу-то! А гвозди!
Без чугунов, без кастрюль, без топора и пилы в чужих людях – намаешься.
Отец Викторин забрался в кузов принимать тяжеленный ящик.
И тут к машине подошел человек в штатском, но в полувоенной фуражке:
– Виктор Александрович, товарищ Зарецкий! Вас просит для короткого разговора Афанасий Федорович Суровцев, второй секретарь райкома партии.
Руки у батюшки Викторина опустились.
– Не волнуйтесь! – быстро сказал посланец секретаря.
Серьезные двери серьезного кабинета. Навстречу поднялся молодой совсем человек, лобастый, глаза небольшие, взгляд доброжелательный, но жесткий.
– Государство нуждается в вас, Виктор Александрович! Правильнее сказать, нуждается в священнике, отце Викторине.
Показал на стул, сел напротив. Только теперь отец Викторин увидел еще одного человека.
– Золотухин, оперуполномоченный НКВД. Товарищ Зарецкий, ваша помощь в деле борьбы с оккупантами представляется нам бесценной.
– Моя?!
– Немцы откроют церкви, и вы снова будете служить, – сообщил секретарь райкома.
– Это видимая сторона будущей вашей деятельности, – уточнил Золотухин. – Сотрудничая с немцами, вы получите доступ к важной информации. Все добытые сведения через связных станете передавать в лес, мне, командиру партизанского отряда.
Тишина оглушила отца Викторина.
– Какой будет ваш ответ? – спросил секретарь. – Времени на обдумывание, сами видите, не осталось.
– Быть с прихожанами в тяжелое время – святая обязанность священника.
– Спасибо, Виктор Александрович! – секретарь встал и поклонился батюшке.
«Если бы так с первого дня советской власти…» – скорбь волной прокатилась по сердцу.
Золотухин быстро, крепко пожал священнику руку.
«Небось, кулачил и кресты с храмов сшибал, – подумал отец Викторин, но уже без сердца. |