Они вошли в гостиную.

Ее тетя, такая сияющая, счастливая и радостно-взволнованная всего несколько часов назад, когда она отправлялась в церковь, сейчас казалась измученной и несчастной. Ее лицо опухло и покраснело от слез. На ней уже не было роскошного платья цвета гиацинтов и легкомысленной шляпки с широкими полями, над которой Шаан и ее дядя посмеивались, когда тетя принесла ее из магазина.

Она поднялась на ноги, когда вошли Шаан с Рейфом, мужу пришлось поддерживать ее. Они оба показались сейчас Шаан какими-то постаревшими и осунувшимися. Ужас, который внезапно обрушился на них, оказался слишком тяжелым испытанием.

Девять лет своей жизни они любили Шаан и заботились об осиротевшем в результате несчастного случая ребенке Тарика и Мэри Сакета. И хотя им обоим шел уже пятый десяток, эта бездетная пара искренне полюбила Шаан и с радостью делала для девочки все, что было в их силах.

Замужество Шаан освобождало их от обязательств перед девушкой. И поэтому, в то время как Шаан была занята приготовлениями к свадьбе, эти двое славных людей тоже восторженно предвкушали кругосветный круиз, радуясь, словно два подростка, которые наконец вырвались из-под родительской опеки.

Да, Рейф был прав, она не имеет права испортить им эту радость.

– Шаан… – Тетя бросилась к ней и прижала девушку к себе. В ее дрожащем голосе звучала такая неприкрытая боль, что Шаан почувствовала, как на ее глаза снова наворачиваются слезы.

– Со мной все в порядке, – уверяла она, прикрыв глаза, страдая от того, сколько горя принесла этим самым близким ей людям. – Простите меня, – прошептала она, глядя на дядю поверх головы рыдающей женщины.

Рейф подошел сзади и обхватил Шаан за талию.

– Мистер Лестер…

– Хочется верить, что ваш брат, хотя бы в душе, стыдится того, что он натворил сегодня, – натянуто пробормотал дядя Ральф.

– Я уважаю ваши чувства, сэр, – вежливо начал Рейф, – но мой брат был волен изменить свое решение вплоть до последнего момента, так же, как и Шаан обладала правом на это, – сухо добавил он.

– О, мое бедное дитя, – всхлипнула тетя Шаан, и девушка, чувствуя, что силы женщины на исходе, помогла ей добраться до кресла. Шаан и сама еле стояла на ногах, отчаянно пытаясь взять себя в руки.

Рейф отпустил ее и смотрел, как девушка усаживала плачущую тетку в кресло, а потом и сама опустилась с нею рядом, обнимая и пытаясь успокоить.

– Тем не менее, – продолжал дядя Ральф, – он должен отвечать за свои поступки. Кто дал ему право так поступить с моей племянницей? Разве можно придумать более жестокое предательство, чем ждать до последней секунды, когда уже настало время отправляться в церковь?

– В данном случае это простительно, – невозмутимо ответил Рейф. – Видите ли, мой брат отказался от брака с вашей племянницей, потому что узнал, что мы с Шаан любим друг Друга.

Шаан опустила голову на мягкий кожаный подголовник и устало закрыла глаза. Никогда в жизни она еще не чувствовала себя столь измученной и опустошенной.

Теперь, когда закончилось самое худшее, Рейф вел машину молча и сосредоточенно, замкнувшись в себе. О, как же умно и предусмотрительно он вел себя во время этой пытки. Он ни на секунду не оставил ее наедине с родственниками, даже не позволил дяде задать девушке хотя бы один вопрос по поводу его заявления.

И как ни странно, дядя, похоже, испытал уважение к Рейфу за то, что тот намеревался защищать ее теперь, считая отныне своей.

Рейф просто и четко объяснил им, что они с Шаан влюбились друг в друга с момента их первой встречи, но поначалу пытались задушить в себе свои чувства; что Шаан – дядя в этом не усомнился ни на минуту – отказалась прервать помолвку, потому что считала себя уже связанной обязательствами с Пирсом.