Изменить размер шрифта - +
Он вынужден был поэтому строго ограничить ее расходы, чему она не видела оправдания. По тем же причинам брат не решился повести переговоры о замужестве сестры; объяснить это не было возможности, и сестра всю жизнь винила брата за свою несчастную судьбу. Бегство сестры принесло ему кроме позора некоторое облегчение. Заявив достигшей совершеннолетия сестре, что наследства не существует, брат не лгал. Собственно, лишь после трех десятков лет упорной работы, постоянных забот и мучительной экономии (от последней привычки не удалось избавиться, даже когда нужда в ней отпала) мистер Стоунекс сумел спасти банк и его вкладчиков.

Ничего обо всем этом не зная, сестра и племянник (только что задушивший старого джентльмена теми самыми руками, которые он несколько часов спустя оцепенело разглядывал при встрече с доктором Куртином) оттащили тело в холл. Именно тогда они, должно быть, устроили ловушку для Перкинса, поместив послание на парадную дверь и сделав надпись на грифельной доске. Он проглотил наживку и унес с собой пакет, который должен был неминуемо привести его через несколько месяцев на виселицу (Перкинс понял это лишь в пятницу ночью, в камере, одинокий и напуганный).

Думаю, в ту минуту, когда я приблизился к парадной двери и прочел послание, которое убийцы не успели убрать, они как раз стаскивали со старика верхнее платье. Услышав мой стук, они должны были содрогнуться, так как он застал их в самый опасный момент предприятия. Вероятно, они заглянули через дверную щель из холла в общую комнату, увидели, что там находится всего лишь мальчишка, и решили подождать, пока я уйду.

Я отнял у них не меньше четверти часа, так что им не хватило времени протащить тело по коридору в столовую, как было задумано. Поэтому они решили оставить его на месте. (Вот почему Фиклинг так ужаснулся, когда доктор Куртин выразил желание осмотреть столовую.) Тем временем Фиклинг, с доктором Куртином, приблизился к порогу дома, но, не обнаружив условленного сигнала, увел его обратно, к себе домой.

Как только я ушел, миссис Слэттери в одежде своего брата убрала со стола обед, выпачкала тарелки, словно мистер Стоунекс ими воспользовался, а еду упаковала, чтобы забрать с собой. Затем она приготовила приборы для чая и выложила на стол пирожные, которые сама же рано утром испекла, – именно их запах привел доктора Куртина к дому заговорщиков. Ее сын в это время разоблачался в кабинете, чтобы не испачкать в крови платье, когда будет уродовать топором лицо своего дяди.

Должно быть, я учинил немалый переполох, поскольку Слэттери не полагалось бы в этот раз опаздывать: репетиция, а затем вечерня должны были обеспечить ему надежное алиби. К тому же после моего нечаянного вмешательства у них оставалось всего несколько минут, чтобы отыскать завещание, а без этого вся затея теряла смысл, если их целью было обогатить себя, а не школу певчих. Они взялись за обыск общей комнаты. Не найдя завещания, изобретательная актриса придумала историю с пропавшим отчетом об убийстве Фрита, чтобы продолжать розыски прямо под носом доктора Куртина. В спешке заговорщики допустили одну маленькую ошибку, забыв стереть надпись мелом и спрятать грифельную доску.

Через минуту-другую после моего ухода Слэттери спешно покинул новый дом настоятеля, посетил, вероятно, пивную, где осушил мимоходом стакан пива, и явился на репетицию – как я заметил, случайно заглянув в окно, – с минимальным опозданием. Только после этого его мать зажгла в окне столовой свечу, сообщая Фиклингу, что пора вести доктора Куртина.

И в заключение успех заговорщикам обеспечил Фиклинг, догадавшийся по плохому ходу часов, что старый мистер Стоунекс повторил его остроумную идею, использовав часовой футляр в качестве тайника. Как следствие, завещание было благополучно уничтожено, а наследство досталось сестре жертвы. Эту тему можно завершить любопытным постскриптумом. Как сообщила одна швейцарская газета, старая леди пережила всех в своем состоятельном семействе (и унаследовала, вероятно, долю, которая досталась ее сыну); не имея, таким образом, наследников, она умерла без завещания, и ее имущество перешло к швейцарской казне.
Быстрый переход