— Что? Мне можно передумать.

— Тебе — нет. — Он потянулся ко мне, проводя большим пальцем по моей щеке. — Скажи мне, что ты чувствуешь. — Его тон стал невероятно мягким.

— Зачем? — прошептала я, сопротивляясь желанию закрыть глаза. Тогда бы покатились слезы. Я уже давно не плакала. Ни разу с того случая в Нью-Йорке. Я справилась. Черт тебя побери, Джейми Фоллоуил. Я справилась.

Джейми приподнял мой подбородок, наклоняя лицо так, чтобы поймать мой взгляд. Медленно, он прижался своим лбом к моему, закрыл глаза, испустив вздох поражения.

— Потому что я чувствую тоже самое.

Я хотела, чтобы он поцеловал меня. Поцеловал меня крепко и мягко одновременно, поцелуем, который убедил бы меня в том, что я не сошла с ума, узнав то, что я только что узнала на потрепанном диване в этой квартире.

То, что я была влюблена в своего ученика.

Я пыталась убедить себя, что это просто секс. Но это было не так. Это была пицца на ночь и смешки под моим дешевым, колючим одеялом, и мы давали друг другу глупые прозвища. Я была «Маленькой балериной», когда он был моим «Язычком жирафа», по той же причине, по которой дарил мне бесчисленные оргазмы.

Это были просмотры фильмов Тарантино и поцелуи в школе тайком, от которых перехватывало дыхание, два похитителя удовольствия, умоляющие о разоблачении своего преступления. Я была очарована, безрассудна и одержима. И я точно знала, что настанет тот день, когда он окончит школу и уедет в колледж, и этот удар будет таким же тяжелым, как и мой несчастный случай в метро.

Танцы были моей жизнью.

Но Джейми? Я поняла, что Джейми — это моя жизнь.

Джейми сделал глоток текилы, поерзал, устраиваясь поудобнее, и притянул меня к себе, удерживая мою шею так, чтобы притянуть мои губы к своим.

— Спроси меня. — Его дыхание, отдающее алкоголем, проникало в мой рот.

— Правда или действие?

— Правда. И это будет не так красиво. Так что пристегнись. — Он выпустил меня из своих рук, оттолкнув, его закрытые веки трепетали. Его лицо излучало раздражение и боль, а он весь съежился на кушетке, выглядя так, будто практически потерпел поражение. Это был не тот Джейми, которого я знала. Не то дьявол, от улыбки которого срывало трусики.

Беспокойство грызло меня изнутри.

— Когда я увидел тебя впервые, — начал он, — я хотел вырезать на твоей заднице свое имя, чтобы все знали, что я собираюсь быть единственным парнем, кто будет шлепать ее. Ты выглядела как принцесса, Мел. Такая невинная горячая принцесса с идеальной осанкой и непослушными локонами, — он ухмыльнулся. — Конечно, о том, чтобы сделать это не было и речи. Только фантазии. А когда я вернулся домой после первого дня в школе, мама не затыкалась, говоря о тебе. Мелоди то, Мелоди это. Насколько ты была некомпетентна, как ты разрушишь наследие мистера Питтермана, бла-бла-бла, и все остальное дерьмо в таком же духе. Она ненавидела тебя всю: от и до. Она отдала тебе это место только потому, что он так неожиданно сдох.

Он говорил то, что мне было и так уже известно, но от этого боль не ослабевала. Предыдущий учитель по литературе умер от сердечного приступа за два дня до начала занятий в школе. Директор Фоллоуил вынуждена была действовать быстро.

— Ты стала любимой темой для разговора за нашим столом во время ужина. Она ненавидела твою задницу, — Джейми сделал глоток, морщась от жгучей текилы. — Ты была милой и молодой, и была абсолютно не впечатлена ее властью, положением, и вонючими деньгами, которые управляют нашим поганым маленьким городишком, — он говорил с закрытыми глазами и стиснув зубы. Смущенный, наверное, впервые за всю свою жизнь.