В своих куклах, благо у нее их было множество, она ценила, прежде всего, волосы и могла часами мыть, сушить и укладывать их в замысловатые башни.

Затем всю силу ее любви к парикмахерству испытали на себе ближайшие родственники. Поначалу не обошлось без маленьких жертв: косо выстриженных прядей, пережженных щипцами локонов и даже надрезанного ножницами уха. Но запас любви, терпения, а главное, юмора был столь велик, что вскоре дело пошло на лад, и уже не она, а к ней приставали с просьбами постричь, покрасить, причесать.

Особенно высоко оценили Женькины способности подружки. Вот на их-то многочисленных головах она и набила руку, оттачивая мастерство и реализуя свои самые смелые фантазии.

Собственно, и Борис-то в ее жизни появился благодаря этим самым парикмахерским талантам. Как-то на студенческой вечеринке Женя произнесла вдохновенную речь о главном украшении человека — ухоженных волосах и стильной прическе. Ее оппонентом выступил симпатичный парень с поредевшими раньше времени патлами, затянутыми сзади в куцый хвостик. Он язвительно высмеял ее представления о человеческой значимости, в которых убогая форма уродливо подменяет богатство внутреннего содержания.

Женя не любила мужчин с хвостиками, отвергая любые проявления женственности в представителях сильного пола, и в первую очередь, длинные волосы. Парень завел ее с пол-оборота, и между ними завязалась довольно ядовитая перепалка, в конце которой он, несколько обескураженный ее страстностью, спросил:

— Так вы что же, считаете, измени я прическу, и окружающие начнут воспринимать меня иначе?

— Да, — запальчиво отрезала Женя.

— И сам я буду ощущать себя совсем другим человеком?

— Именно так! — И в ответ на его саркастический смешок добавила: — Я элементарно докажу вам это: постригу, а вы скажете, кто был прав. Только честно. Если, конечно, не боитесь…

Он не испугался.

Эксперимент восторженно поддержали. Тут же неизвестно откуда появилось большое зеркало, ножницы, простыня и даже пульверизатор. Парня усадили на табуретку, и Женя приступила к работе. Ее ловкие руки легко порхали над его склоненной головой, жидкие пряди падали на пол, а хвостатый недоросль на глазах изумленной публики медленно, но верно превращался в импозантного молодого мужчину.

Женя чуть приподняла наполовину остриженную голову, и в зеркале встретилась с ним глазами. Именно в этот момент не знающая промаха стрела Амура и пронзила Женино не искушенное в любви сердце.

С вечеринки они ушли вместе.

2

Борис Мишуткин приехал в Москву из Иванова с направлением от родного строительного управления, куда вернулся после срочной службы в армии и где вот уже без малого тридцать лет трудился его отец — веселый пьяница Андрей Борисович Мишуткин. Мать Бориса, Катерина Михайловна, работала поваром в столовой, помаленьку приворовывала и из последних сил тянула непутевого мужа и троих детей (младшие — двойняшки Вовка и Петька — учились в пятом классе). Андрей Борисович жизнью семьи особо не интересовался, ограничиваясь в воспитательном процессе редким, но тщательным исследованием дневников своих отпрысков с последующей суровой разборкой.

Исчезновения с горизонта старшего сына Андрей Борисович вроде бы и не заметил, поскольку домой ежевечерне прибывал в стабильно сумеречном состоянии: двое пацанов, трое — не велика разница. Катерина же Михайловна по Борьке тосковала, хотя близка с ним, в отличие от двойняшек, никогда не была: словно из другого теста парень — сдержанный, отстраненный какой-то, будто чурается, стыдится родства. Вот уехал в Москву учиться и словно вычеркнул их из жизни — ни письма, ни открыточки — отрезанный ломоть.

Борис же, как и родной папаша, семейными узами особо не тяготился, озабоченный собственной судьбой.