— Да? — проявил я искренний интерес. Очередная странность: надо бы уснуть и набраться сил, а я болтаю как малахольный, всеми силами стараясь разговорить незнакомку. — А зачем еще? Впрочем, у нас в поселении „больница“ тоже пустует. Разве что была парочка случаев, когда самцы между собой сцепились, не поделив право на ухаживание за понравившейся самкой. Сама понимаешь, в звериной ипостаси все немного иначе.

— Угу, — запахнув халат и бросив быстрый взгляд на часы на запястье, девушка нахмурилась. — У нас та же история. Но редкость это, на моей памяти только однажды два молодых самца подрали друг друга. А те, что приходят… так чтобы принюхаться.

„Свободна!“ — сообразил я, испытав одновременно чувство ликования и разочарования. Иначе бы ее местные мужчины не проверяли.

Если б понял, что у медведицы уже есть пара, сразу бы выбросил ее из головы, а так… Мысли о ней упорно не отпускали.

„Брр… — оборвал сам себя. — О чем думаю?! Так и до согласия с Томашем недалеко!“.

— Пока никто не учуял? — спросил скорее для проформы. Направление беседы мне откровенно не нравилось.

— К счастью! Не представляю, что бы тогда делала! — блондинка взялась перебирать какие-то склянки в шкафу в углу. — Никто мне из них не нравится. Вот Нанук, к примеру. Не идиот ли? Ему, видите ли, кто-то нашептал, что к нам ловелас с материка подался, мол, глянулась ему где-то пара его — Тангуль. Вот скажи мне, где ты Тангуль увидеть мог, если она отродясь острова не покидала? Бред! И провокация.

Потянувшись было за бутылкой с водой, что стояла на крошечном столике рядом с кроватью, я после ее последних слов так и замер. Довольное лицо старого друга сей же миг встало перед глазами…

„Ах вот, значит, что! — прозрел я на предмет „внезапного“ поручения и последующего „теплого“ приема. И Нанука я уже не винил, слишком хорошо знал дар убеждения, присущий Томашу. — Проучить меня надумал?! Только толку? Отлежусь, и все вернется на круги своя“.

— Да, чудеса…

— Ты… не злись на него сильно, — обернувшись, блондинка в упор посмотрела на меня. И взгляд поразил серьезностью и… иронией. Никакой присущей женщинам умильности и обожания. Против такого взвешенного настроя я устоять не смог. — Не хотелось бы лечить еще одно сотрясение.

„Она док, кому еще думать о здоровье подопечных?“ — мысленно высказал себе, прогоняя внезапное недовольство: чего это блондинка о Нануке печется?

Молча кивнув, вдруг спросил неожиданно даже для себя:

— Скучно тебе тут?

— Не представляешь как! — ответила с чувством, не скрывая искренности. — Поговорить, просто поболтать о чем-то отвлеченном — не с кем. Все разгово