Вокруг вода, девушка извивается в его руках, не может поднять голову, задыхается…

Сорокапятилетний мужчина с трудом спустил ноги с кровати, стоял, пошатываясь, глядя на свое отражение в зеркальном шкафу-купе. Увиденное не слишком радовало. Когда-то хорошо натренированное тело спортсмена еще сохраняло относительную стройность, но уже успело обрюзгнуть. Живот нависал над причинным местом, увидеть которое можно было только в зеркале. Анатолий икнул и подошел поближе. Покрасневшие глаза окаймляли припухшие веки. Бахрушин с трудом нагнулся, поднял с пола трусы, криво натянул их и, шлепая босыми ступнями по паркету, поплелся в коридор.

— Ну какого хера я такой большой дом строил? — бормотал он, спускаясь по лестнице со второго этажа.

Постоял, колебаясь, куда сперва отправиться — в туалет или же на кухню. Наконец сделал выбор в пользу последней.

— Доброе утро, Анатолий Игоревич, — бодро поприветствовал его личный водитель.

— Какое оно на хрен доброе, Колян! — махнул рукой Бахрушин и распахнул холодильник. — Витек дома? — поинтересовался он.

— Спит ваш сынок. Он вчера позже нас вернулся.

Даже не глядя на полку, Анатолий вытащил бутылку вискаря, свинтил пробку. Водитель услужливо поставил на стол стакан. Налив его на треть, Бахрушин мелкими глотками стал поглощать содержимое. Спиртное не «хотело» лезть в горло, просилось назад, но Анатолий победил в этой неравной схватке и отставил пустой стакан.

— Уф! — шумно выдохнул он и посмотрел на мир уже веселее. — Запомни, Колян: неправильная техника опохмела неизбежно ведет к алкоголизму. С утра можно выпивать не более семидесяти граммов, все остальное — от лукавого. А вот вечером можно бухать сколько угодно безо всякого ущерба для здоровья.

— Ясное дело, — угодливо осклабился водитель. — Вам кофе сварить?

— Давай замути.

Бахрушин взглянул на часы, висевшие над столом. Стрелки показывали восемь утра. Спортивное прошлое приучило подниматься рано, что бы ни случилось накануне. Когда Анатолий вернулся на кухню, умывшись и одевшись, кофе уже стоял на столе.

— Горячо, черт. Пусть остынет, — Бахрушин закурил, выпустил в потолок струю дыма.

Водитель сам не начинал разговор, ждал, когда это сделает хозяин.

— Эти сучки вчерашние… — произнес он и поперхнулся.

— Что сучки? — участливо поинтересовался водитель.

— Ну это. В смысле — тихо?

— Не совсем. В ментуру гадюки пошли.

— И как сходили?

— Как положено, заявы от них не приняли.

— Ну и ладно, — Бахрушин почувствовал, что оживает, в глазах наконец-то появился блеск. — Машину готовь, в офис поедем.

На этот раз воспользовались скромным «Лексусом», ретролимузину после ночных приключений требовался ремонт.

Бахрушин сидел рядом с водителем, хмуро смотрел перед собой на приближающиеся трубы химкомбината, из которых валил дым: из одной — белый, из другой — черный, третья — бездействовала. Утреннее небо над райцентром было ярко-оранжевого цвета.

— Анатолий Игоревич, — прорезался голос у водилы. — А почему теперь по утрам небо оранжевое, а днем — зеленое? Ведь в прошлом году наоборот было.

— Технологический процесс у меня на комбинате теперь другой. Хрень какая-то другая в атмосферу идет, вот оно и окрашивается во все цвета радуги.

— Ясно.

На подъезде к комбинату открылся поистине фантасмагорический пейзаж. В равнинной средней полосе России высились настоящие горы — терриконы отходов, скопившиеся за годы работы химкомбината.