— Мне очень жаль, Гуннар, — слова казались банальными. Она хотела бы избавиться от его боли. Стереть все, что случилось. — Что я могу сделать?

Он посмотрел на нее, его ярко-синие глаза сияли неизрасходованными эмоциями.

— Ты делаешь это, — сказал он. — Давая мне утешающий вес своего тела, когда отдыхаешь со мной.

Член стаи Гуннара, мужчина, которого Шелль еще не встречала, подошел и протянул Гуннару факел. Пламя плясало на легком ветру, единственное светлое пятно в непроглядной тьме. Оранжевое свечение освещало его лицо, отбрасывая тени под острыми углами, что делало его еще более угрожающим. Он отошел от Шелль и медленно направился к костру.

Девушка, молча, наблюдала, как Гуннар говорит с небом ритмичными словами, которые ей были непонятны. Поэзия речи звучала в ушах печальной музыкой, и она проглотила ком эмоций, подступивший к горлу. Слова Гуннара исчезли в тишине, и остальная часть стаи крикнула в унисон: «Арен!». Гуннар прикоснулся факелом к костру, и через мгновение пламя охватило башню из сухого дерева, на которой лежало тело Арена.

Огонь потрескивал и разгорался, пламя тянулось выше в ночное небо, как руки к небесам. Мысли и воспоминания, слишком много, чтобы разделить их на что-то осязаемое. Снова появилось видение Гуннара. Гордого. Сильного. Дерзкого. Одетым в меха и кожу с мечом в руке. Свирепого. Смертоносного. Викинга.

Шелль отошла от стаи к тому месту, где ухоженный газон встречался с опушкой леса. В воздухе пахло дымом, смертью и свежим весенним воздухом.

— Пытаешься убежать, пара?

Шелль была настолько поглощена своими мыслями, что даже не заметила приближения Гуннара. Ночной холод смешивался с жаром костра, заставляя мурашки бегать по коже.

— Просто хотела дать тебе минутку уединения, — тихо сказала она.

— Интересно, как мое сердце может быть таким тяжелым и полным одновременно.

Шелль прекрасно понимала, что он имел в виду.

— Впереди еще неровная дорога.

Гуннар кивнул. Он подошел к Шелль сзади и обнял ее за талию. Она прислонилась спиной к его груди, упиваясь теплом его тела, проникавшим сквозь слои одежды.

— Да, — согласился он.

— Но мы ничего не можем поделать.

Гуннар поцеловал ее в макушку.

— Верно.

Шелль полезла в карман. Она открыла ладонь, чтобы показать Гуннару третий александрийский ключ, лежащий в ее ладони.

— Я не собираюсь открывать библиотеку, — сказала она. — Ты прав, что, возможно, некоторые тайны должны оставаться нераскрытыми.

— Ах, Шелль, — теплое дыхание Гуннара коснулось внешней стороны ее уха, и она задрожала. Он протянул руку и сжал ее в кулак, складывая пальцы над ключом. — Я был неправ, сказав тебе это. Я говорил от страха.

— Иногда страх — это нормально, — сказала Шелль. — Ронан однажды сказал мне, что страх — это все, что стоит между жизнью и смертью.

— Он прав, — сказал Гуннар. — Но страх также может стоять между жизнью и жизнью.

Шелль задумалась, когда интенсивность эмоций, которые она чувствовала, когда была рядом с Гуннаром, начнет успокаиваться. С той ночи, когда они встретились, и ее душа вернулась к ней, она жила в постоянном состоянии гиперчувствительности. Как сейчас, его слова вызвали в ней такое волнение, что девушка чувствовала переполненной.

— Я не хочу, чтобы ты боялась, дорогая. Никогда больше.

«Такой мужчина».