Вокруг, как и следовало ожидать, царило общее возмущение, выражавшееся особами обоего пола. Чернобородый, размахивая вновь обретенным достоянием, что-то азартно толковал лысому управляющему, а тот, при виде несомненного морального ущерба своему приличному заведению, трагически воздев руки, отдал ближайшему приказчику какое-то распоряжение.
В завершение всего над кучкой зевак мелькнули петушиные перья на шляпе полицейского, а там показался и второй страж закона. Вокруг Сабинина перешептывались:
– А на вид – человек из общества…
– Маскировка-с, сударыня! Они понаторевшие…
– Какой ужас! Рихард, у меня тоже пропало портмоне…
– Дорогая, вот же оно, ты напрасно паникуешь…
– Когда его наконец уведут?! Теперь здесь и покупки делать страшно, он наверняка не один такой…
На лысого управляющего жалко было смотреть: он, кланяясь во все стороны, прижимая руки к груди, громко уверял, что все страхи напрасны, что в их заведении такое случается в первый и последний раз, что это уникальнейшее стечение обстоятельств, явление некоего выродка…
– Уведите же его, он пугает дам!
– В цепи! Где цепи?!
Окружающая публика, судя по скептическим лицам, плохо воспринимала аргументы управляющего об уникальности данного печального события. Кто-то уже громко делился своими собственными переживаниями после близкого знакомства с искусством карманников, кто-то грозил подать жалобу в ратушу, любопытствующие стекались со всего зала, мирная торговля была на ближайшие полчаса-час нарушена бесповоротно…
Деликатно проталкиваясь сквозь растущую толпу, Сабинин стал пробираться к выходу из зала. Свой гражданский долг он уже выполнил, изобличению преступника помог, так что не следовало доводить свое участие в деле до абсурда, став персонажем полицейского протокола, пусть и в качестве самоотверженного свидетеля…
Коснувшись локтя юного приказчика, взиравшего во все глаза на влекущих незадачливого карманника полицейских, Сабинин спросил строго и внушительно:
– Где у вас телефонный аппарат, юноша?
Лицо у него при этом было строгое, а пальцы теребили лацкан пиджака так, словно вот-вот собирались его отогнуть и явить на свет божий жетон тайной полиции. Желторотый юнец купился на этот тон, суровую физиономию и жест.
– На первом этаже, в отделе готового платья…
– Проводите меня туда, – властно распорядился Сабинин. – Чтобы мне не терять зря времени, объясняясь с приказчиками. Нужно немедленно связаться… – И он умолк с многозначительным видом.
– О да, конечно, герр… инспектор, пойдемте…
Когда фиакр свернул на знакомую улочку, Сабинин уже не сомневался, что он направляется к пансионату «Идиллия». Его догадка очень быстро подтвердилась: он издали заметил две фигуры, прохаживавшиеся у входа в пансионат. Лошадиная Рожа и заграничный бомбист Джузеппе, на сей раз в безукоризненной запасной манишке, с саквояжем в руке.
Оба тут же уселись в фиакр, и он тронулся с быстротой, показывавшей, что возница извещен о маршруте заранее.
Минут через двадцать фиакр свернул на улицу Меттерниха и поехал значительно медленнее, держась у тротуара. Наконец остановился, все трое вышли – итальянец так и не расстался с саквояжем – и скрылись в воротах.
После коротких колебаний Сабинин решился. Троица вела себя так, словно слежки не опасалась ничуть, привыкла к ее отсутствию, а это давало шансы. Куда бы они ни собрались, рассчитывают пробыть там недолго – иначе почему не отпустили фиакр? – но рискнуть все же придется, если хочешь понять что-то в мрачной интриге, захватившей тебя помимо твоего желания…
Сабинин быстрым шагом последовал за ними. |