Что ж, пусть это послужит ей уроком. Ей следовало хорошенько подумать, прежде чем посылать неподписанную записку такому простаку, как Эллсуорт. Ее попытка соблюсти приличия обернулась против нее.

Была, впрочем, и еще одна причина, по которой интрижка Синтии провалилась. Она не знает, что Дерек перехватил записку, что ее тайное вероломство разоблачено. Он мог бы на что угодно поспорить, что меньше всего она хотела бы, чтобы эта записка попала к нему.

Он остановился, держась за перила. Ему в голову пришла интересная мысль. Эллсуорт не знает, что Синтия будет Ждать его в оранжерее, а он знает. А Синтия об этом не догадывается. Он неожиданно появится в оранжерее вместо Эллсуорта и застанет ее врасплох. Надо подумать, стоит ли это делать? Верно, стоит. Следует преподнести ей урок. Неприятный, но поучительный.

Возможность огорошить Синтию была заманчива. Задумчиво потирая подбородок, он вошел к себе в комнату.

Что произойдет, когда он застанет се в оранжерее среди ночи одну, ожидающую встречи с кем-то? Притворится ли она, что не замышляла ничего недозволенного? Или будет вести себя вызывающе и напомнит ему, что всегда говорила о том, что никогда не будет ему принадлежать? А может, начнет плакать и просить прощения? Или обернет все против него и потребует, чтобы он сказал, что делает в оранжерее? Или устроит сцену, в которой смешает все это в одну кучу?

Был только один способ все узнать.

Неожиданно он увидел себя в зеркале гардероба и, нахмурившись, стал изучать свое лицо. Если все, что ему хотелось, — это разоблачить неблаговидную игру Синтии, лучше всего, если он появится в оранжерее неожиданно. Но как?

Отличительной чертой любой оранжереи были огромные окна от пола до потолка с двух сторон. Она наверняка будет наблюдать в эти окна за его появлением. А он совсем не похож на Джона Эллсуорта.

Однако люди в большинстве случаев видят то, что ожидают увидеть. Под покровом темноты он может сойти за Эллсуорта, особенно если закутается в длинный плащ. Ведь она будет ждать, что появится Эллсуорт.

У него была более мощная, чем у Эллсуорта, фигура, и ростом он был значительно выше. Но когда Дерек надел плащ, то обнаружил, что он довольно хорошо скрыл эти особенности своего телосложения. Под плащом у него могла быть какая угодно фигура, а длина плаща позволяла ему скрыть свой рост — он просто подойдет к оранжерее на немного согнутых коленях и таким образом станет на несколько дюймов ниже. Шляпу он надвинул низко на лоб. В этом наряде он был больше похож на разбойника, чем на любовника, отправляющегося на свидание, но, возможно, это было к лучшему. Он надеялся, что его вид наведет на нее страх.

Синтия заслужила, чтобы ее хорошенько напугали.

Полный решимости, он спустился вниз и выскользнул в ночь. Было гораздо холоднее, чем накануне. Гравий хрустел у него под ногами, когда он шел по аккуратным дорожкам, пересекавшим любимый розарий герцогини. Освещенные луной голые кусты выглядели уныло.

За розарием на небольшом холме и была расположена оранжерея. Она представляла собой романтическое сооружение, смутно напоминавшее греческий храм. Впечатление храма усиливалось тем, что оранжерея стояла отдельно от всех других строений усадьбы и к ней можно было подойти только по узкой тропинке. Дерек вдруг вспомнил увиденный где-то рисунок: одинокий паломник, приближающийся к Парфенону. Попытка идти на согнутых коленях, чтобы уменьшить свой рост, еще больше увеличивала сходство с этим рисунком, и Дерек горько усмехнулся. Поднимаясь вверх по холму, он даже почувствовал, что в руке должен был бы держать либо палочку благовоний, либо пучок колосьев пшеницы. Храм, то есть оранжерея встретила его темными высокими окнами, черневшими на фоне более светлых стен.

У входа тропинку окаймляли какие-то кусты. Никаких признаков жизни он не обнаружил. Вблизи оранжерея, одиноко стоящая на вершине холма, казалась больше и выше.