— Муха? — умоляюще произносит сплет. — Муха в паутине? Муха?

Любому другому это показалось бы полной бессмыслицей, но Кэму ясен способ мышления сплета. Он понимает те причудливые связи, которые пытается установить его лоскутный мозг, перепрыгивая через конкретные понятия, схватывая лишь смутные впечатления. Метафоры. Из всех языков, на которых говорит Кэм, этот пришел к нему первым. Внутренний язык сплетенного разума.

Кэм знает, откуда взялся этот образ. Из старого фильма. Человеческая голова на теле мухи. «Помоги мне, — говорит существо, пытаясь вырваться из паутины. — Помоги мне, помоги!» А потом его уничтожают.

— Да, — отвечает сплету Кэм, — я здесь, чтобы помочь тебе. В некотором смысле.

Он выдавливает из шприца воздух, мутноватая ядовитая жидкость брызгает из кончика иглы. Кэм находит отверстие катетера и настраивает себя на то, чтобы покончить с жизнью бедняги сплета.

— Лес. Поход, — произносит будущая жертва. — Говорил же: надень длинные брюки. Намазаться лосьоном.

— Знаю, у тебя все чешется. Но ядовитый плющ тут ни при чем, — отвечает ему Кэм. — Сочувствую. Этот зуд… так всегда бывает.

В темном глазе сплета скапливается единственная слеза, стекает по краю грубого шрама и падает в ухо.

— На спине футболки? На карточке в кошельке? На именинном торте, написано синим?

— Нет! — говорит Кэм, сам не понимая, почему злится. — Я не знаю, кто ты. Я не могу назвать твое имя. Никто не может!

Он обнаруживает, что рука, держащая шприц, дрожит. Лучше поторопиться. Покончить с этим поскорее. Почему же он медлит?

— Муха… муха…

Отчаяние, абсолютная беспомощность в глазах сплета невыносимы. Кэм знает, что необходимо сделать, но… не может. Просто не может и все! Он убирает шприц, в ярости за собственное сострадание.

«Значит ли это, что я цельная личность? Сострадание — это добродетель, присущая душе?»

— Все хорошо, — говорит Кэм. — Паук тебя не тронет.

Сплет шире распахивает глаза, но уже не со страхом. С надеждой.

— Спасательный круг? Решающий гол?

— Да, — подтверждает Кэм. — Ты в безопасности.

67 • Роберта

Иногда мы вынуждены убить собственное дитя. Таков основной принцип любого творческого или научного эксперимента. Сосредоточишься на единственном аспекте, слишком к нему привяжешься — и рискуешь испортить всю работу. Если за деревьями не видишь леса, провала не избежать.

Надежды на будущее Кэма пошатнулись после той бурной встречи с Коббом и Бодекером в Вашингтоне, когда Кэм, не сдержавшись, дал выход своей ярости — пусть лишь на словах, не на деле. Высокие чины сделали вид, будто поверили, что Кэм никуда не убегал, а оставался все это время на Молокаи; но, по подозрениям Роберты, среди обслуживающего персонала есть стукач, который и проинформировал сенатора с генералом, что их «собственность» была в бегах.

— Мы решили, что это существо слишком нестабильно для наших целей, — выговаривал ей Бодекер этим утром. Генерал всегда называет Кэма «это существо», что раздражало Роберту раньше, но теперь она начинает понимать практичность такого подхода. — Мы предпочли бы, чтобы все наши инвестиции полностью пошли на реинтегрированную пехоту. — Этим эвфемизмом Бодекер заменяет выражение «армия сплетов». Роберта предполагает, что эту самую «реинтегрированную пехоту» представят широкой публике как «Мозаичную команду», употребив, таким образом, еще более туманный эвфемизм, а все ради того чтобы выставить «сплетов» в наиболее привлекательном свете.