СайФая и его отцов эскортируют на первый этаж. Отец-юрист протестует против нарушения их гражданских прав.

— Нет времени на церемонии, — отрезает «костюм» и обращается к Коннору: — Итак, вот тебе договор: мы берем с собой твою спящую красавицу, ты идешь с нами без сопротивления; и тогда они не будут арестованы за укрывательство беглых.

Коннор не секунды не сомневается, что СайФая и его отцов так просто не отпустят, но что ему остается? Драться и получить заряд транка, как Риса? Тогда у него вообще не будет шанса договориться насчет нее. К тому же, с эти человеком что-то не то. «Костюм» старается вести себя как истинный профессионал, даже с этакой небрежностью, но в нем ощущается некая скованность. Человек в костюме чего-то боится. Чего?

Коннора поворачивают, чтобы надеть наручники, заламывают руки за спину. Он болезненно морщится.

— Осторожно! Мои швы!

— Твои что? — переспрашивает «костюм». — Нет, не отвечай, не хочу знать. — Он велит сковать Коннору руки впереди, а не сзади.

Затем его ведут, а Рису несут к самолету, стоящему на заросшем сорняками пустыре через дорогу, причем там нет даже намека на взлетно-посадочную полосу. Все ясно. Коннор видел такие самолеты раньше, на Кладбище.

— Бесшумный бомбардировщик «харриер»?

— Разбираешься, — подтверждает «костюм». — Рабочая лошадка Глубинной войны. С вертикальным взлетом-посадкой. Совершенно бесшумный.

— А бомбы, конечно, мы с Рисой?

«Костюму» явно не по себе.

— Поживем — увидим.

Они загружаются в самолет: Коннор с Рисой и «костюм» в передний отсек, остальные — в задний. Устрашающего вида бёф бережно опускает Рису в кресло и даже, странное дело, застегивает привязной ремень, потом поворачивается, чтобы уйти к своим товарищам.

— А тележку с напитками прикатишь? — куражится Коннор.

Воздушное судно взмывает вверх с места, словно вертолет; двигатели издают лишь еле слышный гул. Затем машина, набирая скорость, устремляется на восход. Риса, все еще без сознания, безвольно обмякает в кресле; от падения ее удерживают лишь ремень безопасности и плечо Коннора. Сидящий напротив «костюм», похоже, весьма доволен собой. Коннор раздумывает, как бы это ему исхитриться и, будучи в наручниках, выбросить мужика из самолета. Но «костюм» вдруг произносит:

— Поздравляю — вы под защитой федерального правительства. Нам пришлось забрать вас на всякий случай, из опасения, как бы Инспекция по делам молодежи не сцапала вас раньше.

Коннору требуется некоторое время, чтобы осмыслить услышанное.

— Подождите… так вы не юнокопы?

— Будь мы юнокопами, вы бы уже были мертвы.

Коннор недоверчиво прищуривается:

— Если я под защитой, то почему вы надели на меня наручники?

«Костюм» криво усмехается:

— Потому что я доверяю тебе еще меньше, чем ты мне.

Он представляется как специальный агент Арагон, привычным жестом демонстрируя значок агента ФБР, как будто для Коннора это сейчас имеет какое-то значение.

— Мы тебе не враги, — говорит Арагон.

— Как раз так враги всегда и говорят.

Арагон пристально вглядывается Коннору в глаза. Такое впечатление, будто хочет сделать то, что не удалось Нельсону — забрать их себе.

— Ты веришь в демократию, Коннор?

Такого вопроса юноша не ожидал.

— Когда-то верил. Я верю в ее принципы, в то, как ей положено работать.

— Демократия всегда работает как ей положено, — возражает Арагон.