— Деточка, ты не совсем верно воспринимаешь это. На эти вещи не подсаживаются, как на иглу, ты не попадаешь в столь сильную зависимость от этого… Ты просто получаешь удовольствие, чувствуя мир в другом измерении. Мозг расслабляется и отпускает твое естество бродить по вселенной, каждое “я” находит свой закуток там, свои ощущения и это здорово…

Боже, он говорит, как сумасшедший… Может он тоже наркоман? Нет, он нормальный, и ребятки мои нормальные…

— Хочешь попробовать?

Да уж, папочка у меня то, что надо. Хотя, если бы он был другим, было б малость непонятно в кого я такая шизанутая уродилась. В конце концов, все в жизни надо попробовать.

— Хочу, а что?

Он достал из сейфа — ишь ты, эту гадость оказывается в сейфе хранят!!! — нечто очень похожее на обычную жевательную резинку длинный плоский прямоугольный сверток в блестящей обертке. Папик отломал краюшек, а остальное спрятал обратно в сейф.

— Чего так мало? — я пыталась как-то прогнать охватившее меня напряжение.

— Не умничай, а то вообще ничего не получишь, — он тщательно растирал пальцами отломанный кусочек, не разворачивая его, после чего взял из лежащей на столе пачки сигарету, — жаль, “Беломора” у меня с собой нет, — смысла этой фразы я совсем не поняла, но должно быть и не должна была понять. Не дожидаясь от меня высказываний на тему отсутствия папирос, отец выпотрошил сигарету и торжественно развернул уже мятую обертку, содержимое ее представляло нечто странное. Заменив этим табак, папик свернул из бумаги маленький кулечек и надел на фильтр сигареты. Он поднял глаза на меня и заговорщически подмигнул.

— Ты хоть курить умеешь?

Я, естественно, отрицательно качаю головой.

— Вот так, — отец шумно затягивается, — только тяни вместе с воздухом, и не сильно загоняй это в легкие, старайся просто удержать дым внутри себя, весь.

Я пробую и не ощущаю ничего особенного, довольно гадкое впечатление.

— Так, глотни дым, глотай, не бойся, — мы передаем друг другу сигарету и я вижу, как глаза отца заволакивает легкая дымка. Сразу же вспоминаются глаза манекенщицы Татьяны, то же выражение отсутствия себя, в глазах, как бы светится: “Никого нет дома”. Интересно, у меня тоже такой вид? Подхожу к зеркалу и вдруг понимаю, что времени на свете не существует, я иду бесконечно долго, нет, я не пьяна, голова работает, я все понимаю, просто я нашла промежуток во времени и могу отсидеться в нем, как в темном углу, спасаясь от событий, я могу стоять у этого зеркала целую вечность и ничего не будет происходить во вселенной. Я смотрю себе в глаза и становится очень смешно, они какие-то красно-рыжие. Но я совершенно в себе, видимо накротик на меня действует слабо, единственное — я, оказывается, терпеть не могу двигаться, мне так хочется развалиться в мягком кресле и никогда не вставать. Отец отозвал меня от зеркала.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась я и удивилась, услышав свой голос совершенно со стороны.

— Такие вопросы, — отец растягивал слова и нервно улыбаясь, покусывал губы, — задавать не принято. Каждый сам знает, как он. Другого это не должно касаться, это интимные подробности каждого.

— Ну, ведь с тобой же, наверное, можно спрашивать все, что угодно… Ты ведь мой отец.

— Да, к сожалению это или к счастью, но я являюсь таковым… Ритуль, я испытываю такое чувство вины перед тобой…

— Не стоит говорить на такие темы, мы любим друг друга, но мы, как бы это сказать…

— Мы идем каждый своей дорогой, и знаешь, что я тебе скажу? Это дорога избранных.