Отъехав от замка, они в течение двух часов двигались с феноменальной, на ее взгляд, скоростью, пока не подъехали к большой гостинице.

— Мы пробудем здесь ровно двенадцать минут, — сказал маркиз.

Рокуэйна ничего не ответила.

Около фаэтона ее приветствовал хозяин гостиницы, затем горничная проводила ее в комнату.

Там находилась еще одна горничная, и пока Рокуэйна умывалась, девушки почистили ее плащ и шляпку.

Рокуэйна очень спешила, но когда спустилась вниз, там она застала лишь слугу маркиза, которому было поручено обслуживать ее.

— Его милость приветствует вас, миледи, — сказал слуга, — он уже поел и пошел проверить лошадей.

Рокуэйна съела кусок жареной утки и, так как изнемогала от жажды, с удовольствием выпила бокал шампанского.

Девушке показалось, что отведенные ей двенадцать минут давно прошли, и она вышла на крыльцо. Фаэтон был запряжен другими лошадьми, а маркиз в нетерпении стоял рядом, держа вожжи.

Когда поздним вечером они доехали до окрестностей Дувра, Рокуэйна отдала должное необыкновенной организованности маркиза.

После обеда они еще дважды меняли лошадей, и на каждой почтовой станции, в течение пятиминутной передышки, ей предлагали легкую закуску и бокал шампанского.

Их путешествие как нельзя лучше соответствовало словам герцога: «Спешка, спешка!» Но Рокуэйна не возражала. Она понимала, что, пока обман не раскрыт, каждая минута этой «спешки» означает все большую безопасность для Патрика и Кэролайн.

Когда наконец приехали в Дуврскую гавань, Рокуэйна увидела у пирса роскошную яхту маркиза, которая оказалась гораздо больше, чем она себе представляла.

Как только они поднялись по трапу и капитан подошел, чтобы поприветствовать пассажиров на борту вверенного ему судна, маркиз, пожав ему руку, резко спросил:

— Багаж прибыл?

— Полчаса назад, милорд!

— Хорошо! Тогда отплываем, капитан Бэйтсон.

— Слушаюсь, милорд!

Пока маркиз беседовал с капитаном, невысокий человек, оказавшийся, как она позднее узнала, камердинером маркиза, попросил ее сойти вниз.

Рокуэйна последовала за ним и оказалась в большой, очень комфортабельной каюте, где один из ее чемоданов уже лежал открытым и отчасти распакованным.

Рокуэйна увидела, что рядом с ночной сорочкой лежит вечернее платье.

— Я полагал, что после дороги, — сказал камердинер, — ваша милость захочет принять ванну.

— Большое спасибо. — Она действительно мечтала о ванне и понимала, что на яхте ванна — большая роскошь.

Она догадывалась, что ей отвели хозяйскую каюту, и только тут ей пришло в голову, что, возможно, маркиз намеревается делить эту каюту с ней.

Рокуэйна, естественно, не испытывала ни малейшего желания быть в каюте вместе с ним и со страхом подумала, что близится минута, когда она должна будет сказать маркизу всю правду.

Рокуэйна намеренно задержалась в ванне, полагая, что лучше будет, если маркиз все узнает, когда они уже будут в открытом море, тогда по крайней мере он не сможет отправить ее на берег.

Она услышала грохот якорной цепи и поняла, что они вышли из гавани. Так как яхта принадлежала маркизу, было вполне логично предположить, что она может развить большую скорость.

Когда девушка вернулась из ванной и увидела на постели ночную сорочку, она неожиданно почувствовала головокружение от нервного переутомления.

Она не спала предыдущую ночь, а теперь голова раскалывалась от морской качки.

«Отдохну хотя бы несколько минут», — сказала она себе.

Койка была удивительно удобной, а подушка показалась легким пушистым облачком, в которое она погрузилась и все забыла…

Сидя в постели, Рокуэйна спросила:

— Мы пересекли Ла-Манш?

— Именно так, миледи.