Ночь выдалась морозной, — 5 точно есть, а на мне не сказать чтобы теплые джинсы и туфли. Ног я уже не чувствую — в них нападал снег, когда я пер сквозь сугробы, и растаял.

Если останусь здесь, получу обморожение, а то и замерзну насмерть. Но стоило подняться на ноги, как перед глазами появлялись чудовищные машины с выпученными фарами, люди, поезда, и меня парализовывало.

Раз помочь мне некому, надо выкручиваться самому. Но как?

Будто подсказывая, по груди разлилось тепло. Я потянулся к нему скорее инстинктивно, желая согреться, и солнышко в груди разгорелось ярче, побежал по артериям расплавленный огонь, разгоняя липкую муть, туманящую разум.

Живу я в десяти минутах ходьбы от вокзала. Нужно пересечь пути… Чернота извне хлынула внутрь, но я удержал сияющее солнце. Вытащил окоченевшую ногу из сугроба и по своим следам выбрался к путям. Только бы поезд не поехал! Не знаю, смогу ли от него не шарахнуться.

Двигался я вдоль путей, не отдаляясь от лесистого склона реки, и почти не видел, что происходит вокруг, сосредоточенный на внутренних ощущениях. Все силы уходили на то, чтобы не дать солнцу угаснуть.

Но когда я приблизился к переходу через пути и увидел на стоянке проблесковый маячок, меня снова накрыло. Юркнув в кусты, я там неопределенное время брал себя в руки, а когда нашел силы вылезти, эта машина уже уехала, и я перебежал на ту сторону, углубляясь во дворы.

Два раза, увидев издали людей, я от них прятался, теряя контроль над собой и сбиваясь с пути. Но все-таки полуживой и замерзший, доковылял до нашего дома. Полчаса трясся, боясь войти в подъезд, потом все-таки вошел, но в лифт зайти так и не смог, взбежал по лестнице, нажал кнопку звонка.

За дверью завозились, донеслись шаги — видимо, потеряв меня, парни не спали. Который, интересно, час? Распахнулась дверь, и я увидел Погосяна, за ним маячили Ромка Клыков и Микроб.

Мика очень матерно поинтересовался, где я шлялся, посторонился, впуская меня в квартиру. Помня о своей фобии, я просочился в комнату спиной к зеркалу.

— Саныч все морги обзвонил, все больницы, — с укоризной сказал Микроб. — Он тебя распнет.

Я помотал головой, понимая, что еще немного — и снова стану всего бояться.

— Клыков знает, — сказал я. — Он объяснит, что бывает, когда я перенервничаю. В этот раз сурово накрыло. Паническая атака.

— Эт че? — спросил Микроб.

Видимо, в этой реальности более счастливые люди не страдали от панических атак.

— М-мне спать. Санычу скажите, чтоб не трогал. Пусть отложит казнь. Реально чуть не сдох. Телефон потерял…

— Его уже вернули, — сказал Хотеев-Микроб. — Он у Саныча.

Скинув одежду, я протопал в комнату и упал на кровать. Силы закончились, и меня вырубило. Но и во сне покоя не было: сперва за мной гонялся лицехват из фильма «Чужой», чтобы отложить личинку в легкие, потом жрал спрут, и я медленно переваривался в кислоте. Наверное, я орал, потому что меня будили, но проснуться не получалось, я снова и снова проваливался в сон, один мучительнее другого.

Проснулся я по будильнику. Точнее вскочил и заметался по комнате, едва не зашибив Клыка, который отошел и вжался в стенку. Вдохнув и выдохнув, я сел, сжал голову руками.

— С тобой все нормально? — осторожно спросил Клык.

Я помотал головой, сел, сосредоточился, пробуждая солнышко и разгоняя свет по жилам. Полегчало. Но на тренировку однозначно нельзя. Вдруг втемяшится, что мяч хочет меня уничтожить, буду бегать от него по полю и орать.

— Может, скорую? — предложил Клык.

В разум тотчас ввинтился вой сирены, в квартиру вбежали люди в белом, скрутили, привязали к кровати… Психбольница… Уколы… Электрошок…

Я скрипнул зубами, но удержал контроль.