А я пропустил мощнейший лоу азиата. Он целил по печени, но я сместился, и он попал по правой почке. Вспышка боли… Плевать. Я взял тело под контроль, попятился к стене, где висел распорядок дня, используя ту же тактику, что и быки, когда на них перла толпа братвы. Здесь слишком мало места, вдвоем им ко мне не подобраться, они будут друг другу мешать. Если бой перейдет в партер, я рыжего одолею. Главное, чтобы мелкий азиат не мешал, он может создать проблемы. Сначала его бы вырубить, но не достать.

— Братва, мочи мелкого! — заорал я.

К тому моменту гопник, Бес и тощий мосластый мужик очухались и рванули на подмогу. Ну как рванули, скорее поплелись, потому что были изрядно потрепаны.

Мелкий отвлекся на них, рыжий попер ко мне, кровожадно скалясь. Он был чертовски силен, но я — быстрее. Он только думал, куда нанести удар, а я бросился ему в ноги, повалил, без труда добрался до его шеи и начал душить. Взревев, он перевернулся набок, пару раз ударил меня, но я прижал голову к его шее, и удары прошли по касательной.

На мое счастье, этот амбал был не силен в борьбе, но знал, что надо похлопать, когда сдаешься, и замолотил по моему предплечью.

— Хрен тебе, беспредельшик, — прорычал я, все сжимая и сжимая рычаг, пока противник не обмяк.

Я окинул взглядом камеру, где хрипели, корчились избитые осужденные, мало кто держался на ногах. Князь оседлал военного и в исступлении бил его башкой об пол. Кардинал подполз к нему на четвереньках, столкнул с противника, который уже не сопротивлялся.

— Харэ! Замочишь.

Распахнулась дверь, и вбежала целая толпа вертухаев, раздавая тумаки дубинками направо и налево. Я прикрыл голову руками и получил по левому предплечью.

— На пол! Всем на пол!

Нас обыскали. Потом все тех, кто мог стоять на ногах, отоваривая дубинками, выволокли в коридор, потащили дальше. На адреналине боли я не чувствовал, лишь в ушах звенело, но даже сквозь этот звон пробивался грохот. Осужденные из других камер тарабанили во все двери, протестуя против беспредела.

Я думал, нас либо доставят операм для задушевной беседы по почкам, либо запрут в одиночку. Но все оказалось гораздо хуже. Меня, Беса и мосластого притащили в место, где к стенам примыкали металлические сейфы с глазком в середине. По своей наивности я думал, что это сейф и есть, на деле оказалось — «стакан». Их тут было штук двадцать, меня затолкали в крайний и заперли.

Ощущение было, как в вертикальном гробу. Темно, свет приглушенный, вентиляция со спичечный коробок. Можно стоять, можно сидеть, приведя колени к животу. Площадью стакана — полтора на полтора метра. Хорошо, что, когда выбирал новое тело, таланты и дефекты, я отмел клаустрофобию. Вот бы мне несладко сейчас пришлось!

Когда стихли шаги вертухаев, я услышал Беса:

— Нерушимый! Ты реальный пацан! Уважуха!

— Сукам сучья смерть! — издали прохрипел мосластый.

И пяти минут не прошло, как вертухаи привели еще партию осужденных из других камер, потом — следующую, и все стаканы заполнились. Как я понял из разговоров, тюремная почта оповестила всех, что Барин хочет законы порушить, и поднялся бунт.

Мое тело вышло из боевого режима, болела ушибленная голова, пульсировала поясница, куда ударил азиат, ныли сбитые костяшки, предплечья, спина. Ощущение было, как через мясорубку пропустили. Я сел и попытался себя полечить — получилось с третьего раза, но силы быстро закончились, и меня срубило, скрюченного в три погибели.

Через некоторое время явились вертухаи и принялись бить по стаканам, чтобы мы не спали.