С Дариной я быть не собирался, но обещать ничего не стал.

— Вот! — взбеленился он. — Потому что вы вместе!

— Потому что не играю в твои детские игры, — отрезал я и вышел из квартиры, направился на стадион.

В восемь Тирликас уже был в своем кабинете. Впустил меня не здороваясь, кивнул на стул. Я уселся, приготовившись отвечать на неудобные вопросы, но их не было.

— Кротова убили, — сказал Лев Витаутович и пояснил: — Майора, который тебя вербовал. Он догуливал последние дни в Болгарии и пропал. Тело обнаружили в море. Следов насильственной смерти нет.

Я выругался.

— Уверены, что это убийство? Хотя… выглядел он крепким…

— Да, — кивнул Тирликас. — Теперь о тебе знаем я, Ахметзянов и еще несколько наших. Человек, который вчера приходил в больницу, это кто?

— Хотел, чтобы Даринка посмотрела ногу Семерки, — брякнул я. — Она говорила, что диплом пишет по теме, но только мы вошли, Кисиль нас выгнал. А я нутром чую, что резать нельзя! Ошибается заведующий.

Витаутович усмехнулся.

— Как он был зол! Он ведь кандидат наук, между прочим. А ты усомнился в его компетентности.

Такое впечатление, что он был доволен моей выходкой. И про Дарину — ни слова.

— И что, все-таки будут резать? — обреченно спросил я. — Я ошибся?

— Комиссия провела осмотр и приняла решение ампутировать конечность. Но пока готовились и совещались, состояние Юлии стабилизировалось. Решение отложили на сегодняшнее утро, что там и как, не знаю, не звонил еще.

Глава 9

Глаза бы не глядели!

Увидев меня, Семерка просияла, сложила руки на груди и взмолилась:

— Санечек! Полдуши продам за сигарету. Вот реально дохну без них! Скажи, что ты позаботился о старушке и принес пачку!

У заведующего закончился рабочий день, и меня по просьбе Тирликаса пустили к Юле. Судя по тому, как она приободриась, все у нее хорошо.

— Нельзя тебе.

Она закатила глаза и ударилась затылком о подушку.

— Полпачки! Ну хотя бы одну! Одну, блин, штуку!

— Еще раз попросишь — уйду, — пригрозил я.

— Шантажист чер-ртов…

Я развернулся и зашагал к выходу, и Семерка бросила в спину:

— Еще одна смерть. В Ленинграде.

Слова будто загарпунили меня, я развернулся, и она продолжила:

— Самородок. Восемьдесят седьмая, Алина. Суггестор. Удар по голове, удушение, изнасилование. — Семерка передернула плечами. — Причем соитие для маскировки делали уже с трупом, потому что суггестор может заставить насильника засунуть собственный член себе в задницу. Я ее хорошо знала, она одна из лучших.

Я смотрел в окно. На улице сгущались сумерки.

— Вот так заходить к подруге, спрашивать, все ли хорошо.

Кому выгодны смерти одаренных? Тем, кому они мешают проворачивать свои темные дела. Таким, как Шуйский. Сколько их? Знают ли они обо мне? Кому можно доверять, кому — нельзя?

— Самые впечатлительные наши уже сбиваются в группы. Одаренные нанимают охрану, потому что, если приставить милиционеров ко всем, ловить преступников будет некому. Но я как никто знаю: если тебя заказали профессионалу, твоя смерть — дело времени. Если не достанут на ближней дистанции, то снайперская винтовка бьет на многие сотни метров.

— Хотя бы одного исполнителя взять, — вздохнул я и подумал о Кардинале, возможно, он смог бы размотать этот клубок.