За рядом официальных и вполне цивильных ларьков вырастали ряды стихийные из теток с беляшами и семечками, похожими друг на друга так, будто фракталы из компьютерных игр: фигурами, платками, чунями с меховой опушкой и сумками-кравчучками на колесиках.

Следом за тетками возвышались чернобровые парни неопределенной национальности и возраста с неизменными горками приправ, орешков и кураги. Но в это воскресное утро, хотя до Вербного воскресенья оставалась еще целая неделя, торговали еще и «залетные», в которых легко угадывались местные алкаши — ветками пушистых сизых «котиков».

Эх, весна! Люди брали веточки вербы, повинуясь минутной прихоти, и прижимали их к лицу в предчувствии скорого тепла. И тепло вдруг разливалось внутри сердец так, что хотелось смеяться и шлепать по лужам, как в детстве.

— Алло! Привет! Да, сто лет. Это точно. Я просто хочу тебе сказать… Я люблю тебя!

Боб услышал краем уха чей-то телефонный разговор и в который раз удивился. Люди все еще не растеряли способности любить и говорить друг другу об этом не только в дешевых сериалах.

На бровке у тротуара за ларьком припарковался мини-автобус. Водитель — молодой парень с жидкими усами, и женщина за сорок в шапке с помпоном выгружали ведра с розами. Они торопились, так как бусик перекрыл проезд, и уже раздавались нетерпеливые гудки нервных водителей.

К женщине подошел Боб:

— Бог в помощь!

— Можете побыть Богом и помочь, — предложила женщина с властными нотками в голосе. Боб взял ведро с ярко-красными розами и поставил в ряд с другими. Женщина глянула на него с интересом, но больше не добавила ни слова.

Когда все цветы были выгружены и машина отъехала, она заправила выбившиеся пряди волос под шапку и повернулась к Бобу. Без предисловий и благодарностей женщина продолжила начатый по телефону разговор, догадавшись, что помощник нарисовался тут не просто так:

— Я вообще не понимаю, почему ваш коллега ко мне приходил.

— Вашего супруга, Любомира Добродея, сбила машина. Верно? — Боб не ждал подтверждения известного факта, риторический вопрос просто обрисовывал картину произошедшего. — А водитель скрылся с места преступления.

— И что с того? — Женщина пожала плечами. — Когда наша фирма лопнула, Любомир попробовал бомбить на машине. Его вычислили конкуренты около аэропорта. Разбили машину, сломали ребра. Он тогда и запил.

Видно было, что она давно уже смирилась с горем.

Боб посмотрел на ее покрасневшие руки в перчатках с обрезанными пальцами и почему-то вспомнил Лидию Чайковскую. Что-то в них было общее. В интонациях, во всем облике. Чувствовалось, что, как и Чайковская, вдова Добродея знавала лучшие времена и сама была когда-то работодателем. Жизнь потрепала ее, теперь она вкалывала на «дядю», но привычка командовать осталась, как и поблекший шик ее брендовой одежды.

— И все-таки Максим Воропай приходил к вам. Какие вопросы задавал? Может, о знакомых вашего мужа?

— Да растеряли мы всех знакомых! Теперь хоть ясно, что грош им цена! Я еще говорила тогда Любчику: «Куда пошел, на ночь глядя. Какая встреча? Дома сиди!» За бутылкой он поперся! А встречу придумал!

Боб насторожился.

— Стоп! Перед тем как попасть под машину, ваш муж вдруг засобирался на важную встречу?

— Это он так сказал! Ну, все! Не мешайте мне работать. Я на хозяина тружусь. Мне план сдать надо.

Боб отошел в сторону, давая дорогу потенциальным покупателям. Все, что он хотел, он уже узнал.

31

В управление через вертушку проходной протиснулся Носов. Вид его был мрачен, он смотрел невидящим взглядом куда-то внутрь себя, и то, что он видел там, ему так же не нравилось, как и все, что окружало снаружи.