|
В ее зрачках полыхало такое жгучее пламя, что крест на груди батюшки, по моим подсчетам, должен был вот-вот расплавиться. Я никак не могла понять, что за огонь жжет ее изнутри. Влад прикрывал фигуру отца Митрофания, и мне не было видно, что он делает. Федор галантно ухаживал за своей соседкой, подливал ей вина в рюмку. Казалось, он не на шутку увлечен процессом ухаживания за красивой женщиной. Сказочный принц косил глаз на мои оголенные плечи и загадочно улыбался. Я старалась держать в поле зрения весь стол одновременно, и это занятие помогало мне не впадать в коматозное состояние каждый раз, когда Влад наклонялся ко мне или касался руки.
До меня долетел голос Эммы Францевны: — Ах! Как красиво выглядят перья в женской прическе! Они придают дамскому профилю грациозность и ощущение легкости, воздушности. Неужели, опять возвращается мода неоклассицизма?! Я прекрасно помню начало века — шляпки и прически украшали эспри. Ах, весь Париж носил перья цапли, фазана или павлина. Да-да, 1911 год. Со мной произошел забавный случай тем летом… Мы выбрались на прогулку из Лонжюмо в Париж на таксомоторе. Машина была, как это тогда называлось кабриолет, то есть с открытым верхом. Только мы выехали на площадь Звезды, как ветром растрепало мою прическу, перо выпало и, подхваченное потоком воздуха, запорхало над улицей. Я закричала, шофер испугался и остановил машину. Мои спутники бросились ловить перо. На площади образовался затор. Люди кричат, автомобили гудят, лошади ржут! Ужас! Еле выбрались из этой передряги… — Позвольте, — неожиданно вышел из задумчивости Аркадий Борисович. — Не являетесь ли Вы, Владимир, потомком Вашего полного тезки Владимира Львовича Бурцева, известного публициста начала XX века? — Да, он приходится мне, кажется, прапрадедушкой, — скромно улыбнулся Влад. — Подумать только! — всплеснул руками доктор и чуть не перевернул свою рюмку. — Я совсем недавно читал его воспоминания «В погоне за провокаторами». Поразительный был человек! Он поставил целью своей жизни изобличить как можно больше провокаторов в революционной среде. Ему принадлежит честь разоблачения Азефа, Серебряковой, Малиновского и многих других. Бурцев столько сделал для революционного движения, но, как это ни парадоксально, после семнадцатого года не вернулся в Россию и умер, если мне не изменяет память в 1942 году в Париже. Боже мой, Боже мой! Как это интересно! А не оставил ли Ваш прапрадедушка какихнибудь неопубликованных записей о своей сыщицкой деятельности? Глаша обнесла всех горячим: щука по-польски и цыплята по-гусарски. Все немного отвлеклись, но Аркадий Борисович опять вернулся к предку Владимира и умолял его поведать что-нибудь захватывающее из семейных архивов. Ариадна качнула пером и поддержала доктора. Отец Митрофаний также присоединил свой баритон к общему хору. — Ну, что ж, — не стал ломаться сказочный принц. — Я с удовольствием расскажу кое-что из того, что осталось неопубликованным из папок моего пращура. Он поставил на стол рюмку с красным вином и откинулся на спинку стула. Я скользнула взглядом мимо его точеного профиля и встретилась с глазами отца Митрофания. За стеклами модных очков плескалось столько ненависти, что у меня перехватило дыхание, и волосы зашевелились на затылке. Я поспешно уткнулась в свою тарелку. — Мой предок, действительно, положил много сил на поиски предателей в среде революционеров. Однако главное его расследование, которое он так и не решился придать гласности, касалось одной из самой загадочной, противоречивой фигуры нашего столетия. Историки до сих пор не могут прийти к единому мнению. Одни считают этого человека величайшим вождем революции и гуманистом, другие — жестоким, беспринципным диктатором. Одно — несомненно, он был прирожденным оратором, талантливым теоретиком и гениальным организатором. |
