Одна за другой, как страницы книги, открылись ей все тайны хлева. Юдит научилась распознавать корову, собирающуюся лягнуть, еще до того, как та подумала об этом, определяла болезнь теленка по носу и походке, и ознакомилась с иерархией, установившейся среди коров.

Несколько месяцев спустя Рабинович поручил Юдит отвести молодую, еще не рожавшую телку к Шимону Блоху, жившему в соседней деревне, неподалеку от дома дяди Менахема. Шимон Блох слыл большим знатоком по части разведения скотины. Он не раз спасал телят от поноса при помощи смеси из льняного отвара, оливкового масла и сырого яйца. Всем известен состав этой смеси, однако только Блох знал, в каком порядке нужно смешивать компоненты, их количество и температуру. Он состязался с Глоберманом, в точности определяя вес коровы на глаз, а телят и жеребят кастрировал лучше любого ветеринара. Ходили упорные слухи, что вырезанные мошонки Блох продавал в тот хайфский ресторан, где альбинос заказывал «не только еду».

У него был племенной бык по прозвищу Гордон.

— Его зовут Гордон, потому что он старый, а работает совсем как молодой, — гордо пояснял Блох.

— Она выкидывала по дороге фокусы? — спросил он у Юдит.

— Она немного нервничала.

— После рандеву с Гордоном она вернется домой спокойная и счастливая, как невеста.

После обеда, вернувшись с коровой в хлев, она заметила, что остальные дойные смотрят на нее как-то по-другому, и улыбнулась, довольная. Юдит любила коров, а те, со своей стороны, не заговаривали с ней с левой, глухой стороны, не интересовались, откуда она приехала, и не обращали никакого внимания, когда она прикладывалась к своей бутылке, спрятанной между охапок соломы. По ночам, когда из ее горла вырывался страшный крик, коровы лишь поворачивали большие медлительные головы, глядели спокойными глазами и продолжали жевать свою жвачку.

Глава 12

На другом краю деревни альбинос продолжал начатое строительство. В течение каких-нибудь трех недель он возвел рядом с домом Яакоби новую комнату с гладким бетонным полом, двойными деревянными стенами и черепичной крышей. Вдоль сиявших свежей побелкой стен протянулись трубы оросительной системы, предназначенной для охлаждения помещения в жаркие дни. Это было новое жилище для канареек. Окна его были забраны железной сеткой, достаточно густой для того, чтобы предотвратить нежелательный визит одичавшего кота или змеи, а жалюзи были расположены под таким углом, который давал комнате возможность проветриваться без того, чтобы ее обитателей слепили яркие солнечные лучи.

В день, когда постройка подошла к концу, альбиноc постучался в дверь Шейнфельда. Ривка отворила и застыла на пороге. При виде гостя лицо ее омрачилось, но тот, нисколько не смутившись, обратился к Яакову через плечо жены и пригласил осмотреть «новый птичий дом».

В теплом пыльном воздухе пустой комнаты уже успел окрепнуть запах деревянной стружки и перьев, столь знакомый всем, кто занимается разведением птиц. Клеток нигде не было видно, и канарейки свободно порхали под потолком. Альбинос заявил, что собирается предоставить птицам свободу выбора партнеров, и каждая парочка сможет сама свить себе гнездо из веточек и обрезков шерстяной материи, которые он заблаговременно им приготовит.

С приходом Яакова канарейки переполошились и заметались из угла в угол.

— Скоро они привыкнут и успокоятся, — сказал бухгалтер.

С того самого самого дня Шейнфельд повадился захаживать в птичник альбиноса. Со рвением юного подмастерья он помогал бухгалтеру в ведении журнала вылупившихся птенцов, чистил поилки, кормушки и клетки молодняка.

— В нашем курятнике ты палец о палец не ударишь, — укорила его как-то Ривка, — а с птицами альбиноса возишься целыми днями.

Яаков посмотрел на нее и ничего не ответил.