— То есть не торопиться на поезд каждую субботу, тогда как именно на этот день — я уверена — ты получаешь самые заманчивые приглашения.
Джон залился смехом.
— А знаешь, ты угадала! Всегда так и выходит. Разве это не досадно?
Смех, казалось, разогнал его минутное недовольство. Он снова растянулся на земле, не выпуская руку Виолы из своей.
Джон совсем забыл, что в тот день была годовщина их встречи в саду, за стеною тисов.
Виола же не забыла. Всю ночь после того, как Джон уснул, 190 она лежала с открытыми глазами. Джон пошевелился во сне и одной рукой обнял ее. Виоле было неудобно лежать, но она не пыталась освободиться от этого сладкого плена.
Чип приехал на праздники в коттедж, и Джон, оставив его с Виолой, умчался гостить в один «политический дом» в Ипсоме.
В числе гостей была и леди Рендльшэм, настойчиво добивавшаяся этого приглашения. Она опять говорила Джону о прощении. Потом они долго толковали о его карьере.
Джон с тех пор, как сошелся с Виолой, ни разу даже мысленно не изменил ей. И душа, и тело его были пленены Виолой, и ни одна женщина не привлекала его внимания. Но человек слаб. Мужчина всегда оказывается в руках женщины, которую он простил. Прощение — коварнейшая западня. Простить почти всегда означает начать снова, вливать новое вино в старые мехи! Джон был не лучше и не хуже других представителей своего пола.
Смешно было бы им с Кэролайн соблюдать официальный тон. И они этого и не делали.
— Куда вы едете на праздники? — спрашивала Кэролайн, полулежа в качалке и греясь на солнце. — Я хочу сказать — после того, как уедете отсюда?
Джон собирался к Виоле, но не мог же он сказать этого.
— Проведу остальные дни с Чипом Тревором.
— Так приезжайте оба в «Кейс».
Джон, покраснев, отклонил приглашение.
— Очень сожалею, но не могу. Мы обещали уже.
— Кому же это? Нельзя ли отказаться?
Кэролайн отлично знала, куда он едет. И понимала, что, если ее догадка верна, Джон не ответит.
Они вместе с остальной компанией играли в гольф, плавали наперегонки, наслаждались от души.
Когда Джон вернулся в коттедж, Виола была одна и выглядела утомленной. Чип уехал.
У Джона в Эгхэме нашлись знакомые. Он отправился в местечко и вернулся разгоряченный, в самом приятном расположении духа.
— Как ты думаешь — не открыть ли нам «Гейдон»? — сказал он как-то Виоле. — Мы не можем устраивать приемов, но я бы привез туда кое-кого из моих приятелей, если ты позволишь.
— Тебе вправду этого хочется?
— О, это только проект, дорогая… но ты подумай о нем. Не можем же мы оставаться здесь вечно.
Виоле стало жаль коттеджа, этих ситцевых занавесок, простой мебели, каждого уголка, видевшего их счастье. Или то была жалость к самой себе?
Но она написала своему управляющему, что просит приготовить «Гейдон» к их приезду. Они не поехали туда вместе. Джон возвратился в Лондон. Виола уехала в «Гейдон» одна с болью в душе: в «Гейдоне», да еще в сезон охоты, нельзя было рассчитывать на ту милую интимность и уединение, которые так радовали ее в коттедже.
Джон приехал с Чипом. Приехала и приглашенная Виолой леди Карней. Погода стояла отличная. Мужчины целыми днями пропадали на охоте.
Джон и Чип решили, что будут приезжать в «Гейдон» каждую неделю, на субботу и воскресенье. Леди Карней осталась гостить. Приехало еще несколько человек: с именем Виолы Сэвернейк как-то трудно было связать скандальную молву.
В жизни каждого из нас бывает полоса, которая, когда на нее оглянешься много лет спустя, представляется полнотой мирного счастья. |