Изменить размер шрифта - +
– В.М.>». То же не раз говорил весной и даже летом сорок пятого своим японским собеседникам, включая бывшего премьера Хирота, и посол Малик – несомненно, с санкции Молотова и, надо полагать, Сталина.

Поэтому приходится признать то, что категорически отвергала советская пропаганда и до сих пор отвергают те, кто следует ей: вступая в войну с Японией 8 (по токийскому времени уже 9) сентября 1945 г., СССР нарушил Пакт о нейтралитете. Это факт. Как и почему он это сделал и какие последствия это принесло, – разговор особый.

Сейчас нам надо вернуться на четыре года назад, к «дипломатическому блицкригу» Мацуока и Сталина. Как же в итоге был решен вопрос о концессиях, о который разбивались все предыдущие попытки договориться? Компромисс был найден в форме письма Мацуока, получившего гриф «совершенно секретно»:

 

«Дорогой г-н Молотов!

Ссылаясь на пакт о нейтралитете, подписанный сегодня, имею честь заявить, что я ожидаю и надеюсь, что торговое соглашение и рыболовная конвенция будут заключены очень скоро и что при ближайшей возможности мы, Ваше Превосходительство и я, в духе примирения и взаимных уступок постараемся разрешить в течение нескольких месяцев вопрос, касающийся ликвидации концессий на Северном Сахалине, приобретенных по договорам, подписанным в Москве, 14 декабря 1925 года, с целью ликвидировать любые вопросы, которые не способствуют поддержанию сердечных отношений между обеими странами.

В этом же духе я также желал бы обратить внимание на то, что было бы хорошо для обеих наших стран, а также Маньчжоу-Го и Внешней Монголии найти в ближайшее время путь создания объединенных и(или) смешанных комиссий стран, заинтересованных в урегулировании пограничных споров и инцидентов. Весьма искренне Ваш Мацуока».

 

Ответное письмо Молотова полностью воспроизводило этот текст и подтверждало согласие с ним.

Идея решить проблему, лежавшую на пути «дипломатического блицкрига», с помощью конфиденциального письма, очевидно, пришла Мацуока в голову по аналогии с теми письмами, которыми он обменялся с Оттом при заключении Тройственного пакта. Формальной договорной силы они не имели, представляя собой не более чем протокол о намерениях, и публикации не подлежали, так что открыто ссылаться на них было невозможно. Можно сказать, что Мацуока пообещал скорую ликвидацию концессий под свое личное честное слово. Сталин и Молотов согласились на этот риск, поскольку Советскому Союзу договор был нужен не меньше, чем Японии.

После подписания состоялся положенный банкет. По воспоминаниям Молотова, а также секретаря Мацуока Касэ, министр основательно «принял на грудь», так что на Ярославском вокзале уже еле стоял на ногах. От вина ли или по какой-то другой причине Сталин и Молотов тоже были в крайне благодушном настроении. Когда Сталин сказал, что договоры должны выполняться вне зависимости от различий в идеологии, Мацуока провозгласил: «Договор заключен. Я не лгу. Если я солгу, берите мою голову. Если Вы солжете, не сомневайтесь, я приду за Вашей». «Моя голова нужна моей стране, Ваша голова – Вашей стране, – парировал Сталин. – Давайте вместе беречь наши головы». Когда Сталин поднял бокал за присутствовавших японских офицеров, Мацуока заявил: «Ох, эти военные, они заключили пакт, исходя из общей ситуации, но самом деле они все думают, как бы победить Советский Союз». На это Хозяин сухо заметил, что СССР – не царская Россия, которую японцы в свое время победили. Но образовавшийся «ледок» был растоплен его же словами, обращенными к Мацуока: «Вы азиат. И я азиат». «Мы все азиаты, – подхватил гость. – Так выпьем же за азиатов».

Выпили. Сфотографировались: Мацуока держит Сталина под руку. Распрощались. Провожать министра на вокзал поехали Лозовский и шеф протокола Барков со свитой.

Быстрый переход