Разумеется, Софи от этого стало грустно. Но она приготовила лазанью и решила, что с кем не бывает? И в лучших домах такое случается. Нельзя, чтобы от этого страдали дети, это уж точно. И не надо думать, что каждый раз теперь, когда он поздно возвращается домой, что он каждый раз… Врач прописал ей кое-что от нервов и гормонов. Несмотря на это, она порой проливала слезы над луком и однажды даже сломала пополам деревянную ложку. Глядя на томящийся в сотейнике сладкий перец, она представляла себе губы Саскии, обхватывающие член ее мужа. Сочное тело его любовницы таяло, словно сыр грюйер между слоями лазаньи. Оба они раскалялись до температуры заранее прогретой духовки.

Дирк заметил, что Софи стала готовить как-то скучно. Не то чтобы ему не нравилась ее лазанья, просто он считал, что пища должна быть разнообразной. Он высказал свое пожелание осторожно — такой уж у него был характер. Софи кивнула и… через два дня приготовила следующую лазанью. А потом записалась на курсы по флористике, чтобы как-то переключить свои мысли. Занятия вел Габриэль, ангел во плоти. Он считал композиции Софи самыми лучшими и не мог поверить, что у нее уже двое детей. На окончание курсов Софи купила ему в подарок бутылку «Куантро» и вручила уже после того, как все разошлись. Они распили ее вдвоем, сидя на диване у него дома и мирно беседуя. Их разговор навел Софи на мысль о том, что порядок невозможен, если нарушен баланс. Урон, нанесенный одной стороне, требует соответствующих потерь для другой. А может быть, даже несоответствующих. Она не возражала, когда Габриэль стал целовать ее в шею, и сама обхватила его ногами за талию. И была при этом просто счастлива.

Когда на следующей неделе она грохнула перед Дирком на стол очередную лазанью, ее чемоданы были уже упакованы, а дети морально подготовлены. Ключ от дома она повесила на специальный крючок, расхохоталась над его глупой рожей, когда он поднял на нее глаза от тарелки, и покинула его с той железной верностью своим планам, к которой он так в ней привык.

— Ловко управилась, — сказала я. — И как же теперь?

— Поживем — увидим! — ответила она, но грустно это не прозвучало.

Похоже, Софи удалось убежать от себя самой. И все же вид моего запущенного жилища не мог не показаться ей кошмаром. Я заранее представляла себе, как она будет встречать меня после моего возвращения в комнатах, привычно хранивших следы моей отчаянной злости и упрямой пассивности лишь для меня одной.

— А где же спят дети?

— Да, как раз об этом я и хотела с тобой поговорить. В твоем кабинете я все немного переделала.

Ага, теперь в той комнате, где я ночи напролет слагала патетические строки, судорожно мастурбировала и где однажды меня даже спьяну вырвало на клавиатуру, спят дети.

Это звучало тревожно. Я уговаривала себя рассуждать спокойно, более в соответствии с моим настроенным на позитив больничным менталитетом. За меня вносят квартплату, к тому же я буду не одна. Тетя Майя будет печь печенье и вырезать гирлянды, когда у ее племянницы или племянника настанет день рождения. Она найдет себе какую-нибудь респектабельную работу, да-да, тетя Майя пойдет преподавать или что-нибудь в этом роде, и, кто знает, может быть, даже отыщет себе хорошего мужа.