А ведь я могла начать все с начала!

И никто не задал мне вопрос: а был ли это несчастный случай? Никто не догадался, что я решила «поднять оружье против моря бед», упала, чтобы «умереть, уснуть, и видеть сны, быть может», как звучит ответ на самый знаменитый вопрос «быть или не быть».

Персонал больницы был предупредительный, но кадров здесь явно не хватало. Лечащий врач проинформировал меня довольно отстраненно: «Два дня ваше состояние было коматозное, но теперь оно уже ближе к „стабильному“, „удовлетворительному“ и „указывающему на ремиссию“». Мануальный терапевт и вправду оказался докой. Каждое утро после гигиенических процедур и завтрака меня везли в кресле-каталке в зал реабилитационной терапии. Там он помогал мне разрабатывать ногу. Это был человек на своем месте. Я чувствовала его руки на своей голой ступне, его пальцы, круговыми движениями массирующие мне голень, — они стимулировали не только мои мышцы, но и мою волю. Кроме того, это было приятно, и я решила сама не слишком стараться, чтобы подольше растянуть лечение. Впрочем, разочаровывать его тоже не хотелось.

После сеанса мануальной терапии начиналась самая анархическая часть моего искусственно организованного дня — игры с Ольгой. До обеда я с удовольствием участвовала в ее странных забавах, где все правила работали только в ее пользу. Во время игры «Я это вижу, а ты нет» она всегда загадывала вещи, которые и сама не видела, например «колесо обозрения» либо, очень часто, «фритюр». Ольгина любимая игра «Назови историческое лицо на последнюю букву фамилии предыдущего» обычно заходила в тупик очень скоро.

— Жанна д’Арк.

— Клеопатра.

— Но послушай, Клеопатра — это же имя.

— Жанна тоже.

— Адольф Гитлер.

— Не сердись, Ольга. Распутин.

— Наполеон.

— Нострадамус.

— Сатурн.

— Но ведь это ж планета!

— Но еще и римский поэт, Магда, серьезно!

Она могла разозлить меня своей детской привычкой жулить, а в обед снова рассмешить загадками типа: «Зеленое, и мы его уже ели» или «Внутри песок, но если запустишь в стену, то прилипнет».

Ольга Вандераувера была самой действенной профилактикой от депрессии. Она была воплощенный ритм, огонь и горластость. За несколько минут до начала посещений она принималась демонстративно зевать, поворачивалась ко мне спиной и делала вид, что уснула.

На восьмую ночь мне забыли оставить на тумбочке снотворное. И уже скоро мои неявившиеся посетители стали мучить меня еще сильнее. «Они не пришли потому, что им плевать на то, что со мной произошло». Этот вывод напрашивался сам собой.

Я поплелась в коридор в надежде встретить дежурную медсестру. Но та отказалась выдать мне снотворное. Причем обставила это так умело, что я не решилась настаивать. Я снова закуталась в одеяло. Допустим, у Пауля есть другая. И у Ремко тоже. И оба сейчас нежатся в объятиях своих мирно сопящих, до ужаса нормальных баб. Спокойных милашек, на которых можно положиться.

Я сделала попытку перевернуться на бок и тут же громко застонала, потому что мне это не удалось. Скорей всего, Бенуа обо мне и не вспоминает. Внушает теперь какой-нибудь другой дуре, что она необыкновенная и что ее понимают. А потом засыпает. Я была уверена в том, что он спит больше меня. «Фуфло!» — выругалась я, заехав здоровой ногой по спинке кровати.