Без четверти час — прошла целая вечность с тех пор, как Чарли проснулась, — послышался короткий зуммер, и дверь открыл Дон Джулз в тренировочной бейсбольной фуфайке и заношенных вельветовых брюках. Он взглянул на нее отчужденно и без особого интереса.

— Пошли, — сказал он.

Чарли направилась к выходу.

День был прохладный, ясный. В двенадцать тридцать появился Рэйнберд; он с удовольствием шел по еще зеленой траве по направлению к Г — образным конюшням с их темно — красными стенами — цвета спекшейся крови — в яркую белую полоску. По небу медленно скользили легкие облачка. Ветерок колыхал рубашку.

Если уж помирать, лучше дня не придумаешь.

В конюшнях он отыскал каморку старшего грума. Он показал ему свое удостоверение с грифом «А».

— Да, сэр? — вопросительно посмотрел на него Дрэббл.

— Очистить помещение, — сказал Рэйнберд. — Всем. Пять минут.

Грум не стал спорить или возмущаться, и если он несколько побледнел, загар скрыл это.

— Лошадям тоже?

— Только людям. Через задний выход.

На Рэйнберде было солдатское хэбэ, которое они во Вьетнаме иногда называли «конговкой». Из кармана брюк — огромного, глубокого, с клапаном — он извлек увесистый армейский пистолет. Старший грум воспринял это без удивления, как должное. Пистолет уткнулся дулом в пол.

— Что, сэр, ожидается заварушка?

— Все может быть, — спокойно сказал Рэйнберд. — Пока не знаю. В общем, давай, папаша.

— Надеюсь, с лошадьми ничего не случится, — сказал Дрэббл.

На это Рэйнберд улыбнулся, подумав: «Она тоже надеется». Он видел, как она смотрела на лошадей. Нет, не зря здесь всюду надписи «Не курить»: охапки сена, сложенные в простенках, сеновал, заваленный набитыми тюками, и дерево, дерево… только спичку поднеси.

Как на пороховой бочке.

Ничего, с тех пор как он все меньше и меньше стал дрожать за свою жизнь, он сиживал и не на таких бочках.

Опять подошел к выходу и выглянул из-за двустворчатой двери. Ни души. Он повернул обратно, к стойлам, вдыхая сладковатый острый полузабытый запах лошадей.

Он убедился, что все стойла на запоре.

Затем снова вернулся к выходу. Идут. Двое. Пока еще на том берегу, значит, будут здесь минут через пять. Это не Кэп и Энди. Это Дон Джулз и Чарли.

Иди ко мне, Чарли, подумал он с нежностью. Иди же ко мне.

Он быстро оценил взглядом черноту сеновала на верхнем ярусе, подошел к примитивной лестнице — стойке с набитыми перекладинами — и начал легко взбираться наверх.

Спустя три минуты в прохладный полумрак обезлюдевших конюшен шагнули Чарли и Дон Джулз. Они постояли, обвыкаясь в темноте. Рэйнберд держал наготове «магнум» 357–го калибра, на который он поставил глушитель собственной конструкции, облапивший дуло, точно невиданный черный паук. Глушитель, собственно говоря, глушил звук лишь до некоторой степени, да и невозможно совсем погасить выстрел из такой «пушки». Когда он первый раз нажмет (если нажмет) на спуск, раздастся всхрип, второй выстрел сопроводится отрывистым лаем, а дальше — дальше глушитель практически бесполезен. Рэйнберд надеялся, что до стрельбы дело не дойдет, но на всякий случай зажал пистолет обеими руками, направив его так, что глушитель закрывал кружок на груди Дона Джулза.