Он остановился на пороге спальной комнаты, стены которой были увешаны коврами. В помещении царил полумрак, и все же Гранну хватило времени, чтобы разглядеть на решетке балкона, выходившего на большую улицу, лоскут знакомой туники, которую он сам справил мальчишке. Кусок ткани развевался на ветру, дразня Гранна и приводя его в бешенство. Но тут хозяйка дома вскрикнула и набросилась на него, проткнув до кости предплечье Гранна своей острой длинной шпилькой для волос.

«Мальчишка заплатит мне и за это», — поклялся Гранн.

* * *

«Что же мне делать дальше?» — лихорадочно думал Эндимион. Он не обманывал себя, хорошо зная, что Гранн так легко не сдастся и будет до конца преследовать его. И действительно, в это время Гранн удвоил свои усилия. На следующей же улице он уплатил уличному глашатаю небольшую сумму денег, чтобы тот двинулся по направлению к Старому Форуму, выкрикивая на ходу:

— Мальчик, темные волосы, карие глаза, миловидный, бежал из сукновальни Гранна! На шее амулет из черной кожи! Мальчик…

Звонкий пронзительный голос разносился далеко вокруг. Эндимион бежал вверх по улице Меркурия в надежде известить единственного верного друга о своей судьбе. А затем он намеревался спрятаться где-нибудь среди городской сети канализационных стоков и водоотводов, чтобы завтра поутру, — если на то будет воля богов, — бежать из города. Эндимион остановился посреди неширокой, круто взбирающейся вверх улочки и бросил камешком в закрытое ставнями окно второго этажа пекарни Поллио. Через несколько секунд на пороге дома возник старик с запорошенными белой мукой волосами; он появился, как добрый дух, материализовавшийся в черном дверном проеме, и начал робко и осторожно спускаться по каменным ступенькам крыльца, как будто он боялся не столько оступиться, сколько ступить во что-нибудь гадкое. Старик внимательно огляделся вокруг, наконец, увидел мальчика. На его лице сразу же появилась смущенная неуверенная улыбка, как у человека, не привыкшего улыбаться и потому делавшего это с большим трудом. Эндимион подумал, что такая улыбка бывает у отшельников.

— Лука! — воскликнул он, кидаясь в объятия старика с мальчишеским пылом. — Я убежал!

— Креон! Ты не должен был этого делать! — Лука схватил мальчика за плечи, в его взволнованном голосе слышалось отчаянье. — Это же безумие, глупое ребячество!

— Ты знал меня под двумя именами, они в прошлом. Теперь я — Эндимион. И это мое настоящее имя.

— Тебе грозит неминуемая гибель, мой мальчик, — зашептал Лука, наклонившись к Эндимиону. И, приблизив свое лицо к лицу подростка, уставился на него мрачным взглядом. — Это все книги, они довели тебя до беды. Теперь я знаю, что книги хуже, чем вино. Когда ты дочитал одну книгу, тебе тут же нужна другая, и этому нет конца. Что тебе не дает покоя? Почему ты не можешь удовлетвориться простым существованием под солнцем? Гранн, по крайней мере, избивал тебя не каждый день.

— Я… — начал было Эндимион и осекся, видя, что совершенно бесполезно говорить Луке: он хочет стать философом, таким, как Сенека.

«Старик и без того уже, должно быть, решил, что я полоумный, — подумал мальчик. — Зачем же расстраивать друга, подтверждая самые дурные его опасения?»

— Я… я не хочу принадлежать никому, кроме богов.

— Крысы в темнице, где содержат провинившихся рабов, тоже никому не принадлежат. Ну и что в этом хорошего? Говорят, что эти крысы очень большие и запросто могут справиться с собакой.