— Стража! Остановите убийцу! — орал Коракс, корчась от боли, причиненной горячим супом и срывая с себя тунику. Затем он метнулся к небольшому фонтану в центре зала и окунул в воду ошпаренные руки. Несколько стражников добродушно улыбались, делая вид, что не понимают сути происходящего, остальные же отмахивались от его призывов, словно от назойливого собутыльника, предлагавшего выпить вина, когда этого никому не хотелось. Все они презирали Коракса за то, что тот постоянно пытался втереться в доверие к Торкватию и доносил о всех их прегрешениях, в том числе и о взятках, которые они брали с гладиаторов за разного рода услуги и послабления. Случай с непокорной амазонкой, сумевшей унизить Коракса, был для них забавным зрелищем, которое помогло им скоротать время на посту.

Но один из стражников все-таки узнал Ауриану и понял, что дело может принять нежелательный оборот. Он быстро устремился за беглянкой.

Ауриана, однако, успела убежать далеко вперед. У нее не было четкого плана действий. Она намеревалась найти какого-нибудь начальника постарше рангом и высказать ему все, что наболело. Она не отдавала себе отчета в том, что ее поступок может являться серьезным нарушением здешних порядков. Конечно, вся эта строгая и жесткая иерархия, отводившая каждому человеку строго определенную нишу, из которой невозможно вырваться без риска для себя, была хорошо известна Ауриане. Но, будучи чужестранкой, она не чувствовала, насколько глубоко проникла эта система в сознание людей, превратив их в слепых исполнителей чужой воли. Сейчас Ауриана походила на иностранку, которая, попав в трудную ситуацию в чужой стране, от волнения начинает выражаться на родном языке. Она поступала так потому, что у нее на родине самый презренный смерд мог обратиться с жалобой к прославленному и могущественному вождю племени.

Ауриана миновала короткий, уставленный бочками коридор. Она старалась держаться в тени, поднимаясь по лестнице с мраморными ступеньками, по обе стороны которой стояли крылатые Виктории, увенчанные лавровыми коронами. Отсюда открывался вид на огромный, неровно освещенный зал. Она видела его сквозь довольно густую пелену сизовато-синего дыма от чадящих масляных светильников и кадил с благовониями. Острые, едкие запахи затрудняли дыхание. Повсюду на разной высоте колебались язычки пламени. Казалось, они висели в воздухе сами по себе. Ауриана сообразила, что находится в лесу, где изящные деревья, отлитые из бронзы, имели вместо листьев крошечные светильники. Все ее чувства словно онемели при виде этого огромного помещения, сильно смахивающего на котел преисподней, кишевший диковинными живыми организмами. «Значит, они едят лежа», — первое, что пришло ей на ум, когда она заметила ряд постелей. Деций, должно быть, именно их называл кушетками. На них возлежали люди, похожие на патрициев. Их лба покраснели от возбуждения и напитков. Они смеялись и громко разговаривали в окружении куртизанок с подчерненными бровями, подсиненными веками и ярко накрашенными губами. Их внешность была грубой, вызывающей, бьющей по глазам. Волосы этих женщин поднимались пирамидой вверх и оттуда с высоты падали вниз, рассыпаясь на большое количество завитушек.

Значит, это банкет в честь Аристоса. Ауриана, завороженная как ребенок, наблюдавший за первым в своей жизни жертвоприношением, двинулась вперед, надеясь затеряться в этом суматошном веселье. Она понимала, что ее уже начали преследовать. Девушки в костюмах фавнов порхали по залу, разбрызгивая ароматную воду. Высокие, гибкие невольники скользили между столами и кушетками, разнося на огромных овальных подносах самые разнообразные яства, которые Ауриане даже и видеть не приходилось. Вид этого изобилия вновь зажег в ней гнев. Пищи только с одного подноса хватило бы Сунии на неделю.