— Черт, он сам собирается вести самолет, ну и ну! Кто-нибудь — хоть кто-нибудь знал, что у ублюдка есть лицензия пилота? Боже всеблагой и всемогущий!

Когда они подъехали к полю, там уже металось множество руководителей охранной службы аэропорта, которые оказались совершенно беспомощны, — им оставалось лишь наблюдать, как самолет продолжает движение по полосе, готовясь к взлету. Анна попыталась связаться с одним из них по мобильнику, но почти ничего не слышала.

— Не останавливайтесь — выезжайте прямо на поле! — велел Ленгтон, и шофер, не отпуская педаль акселератора и не выключая сирены, погнался за двухмоторным самолетом фирмы «Пайпер».

Когда самолет закончил маневрировать и остановился перед взлетом, патрульная машина почти нагнала его.

— Не останавливаться! Попытайтесь перерезать ему дорогу! — кричал Ленгтон. Он все еще держал в руке рацию, и оттуда раздался треск, сквозь который искаженный голос диспетчера сообщил страну назначения — Испания.

Анна никак не могла разобрать, что ей говорят из диспетчерской, и все просила повторить погромче, но теперь они находились меньше чем в сотне метров от самолета и слышали лишь рев моторов. Ленгтон еще раз велел шоферу пересечь полосу перед носом самолета, чтобы остановить его. И тут Анна наконец услышала то, что ей пытался сообщить диспетчер: на борту двое маленьких детей.

— Нет, нет! Не надо наперерез, у него на борту дети!

Они были настолько близко, что смогли разглядеть детские личики в иллюминаторе. Шофер ударил по тормозам. Ленгтон продолжал кричать и велел не останавливаться. Анна тоже закричала, что риск слишком велик, и велела шоферу остановить машину. Он подчинился, лишь тормоза выразили бурный протест. И тут все кончилось: самолет с ревом пронесся по полосе и оторвался от земли.

Они сидели, совершенно потрясенные, в полной тишине — только снаружи спереди доносился звук улетающего самолета, а сзади — визг тормозов машин с охраной. Слишком поздно.

Анна смотрела на Ленгтона: он вылез из машины и стоял на поле, не сводя глаз с самолета; полы его пальто развевал ветер. Он заслонил глаза рукой, все еще глядя вверх, в небо, где из-за туч появилось солнце и обогрело их всех теплом раннего утра. Когда он наконец вернулся к машине, в лице его не осталось ни кровинки, а зубы были крепко сжаты. Сел в машину и с силой захлопнул дверцу.

Анну била дрожь, и она нервно сглотнула слюну, когда Ленгтон ледяным тоном приказал ехать к дому, где содержались Эмили и Кэти, и по радио запросил поддержку.

К счастью, женщина-полицейский, сотрудница из службы взаимодействия с семьями, оказалась жива — ее лишь связали, разорвав простыни. Мужчину-полицейского заперли в шкаф; на щеке у него красовался огромный синяк, висок был рассечен и кровоточил. Фицпатрик в очередной раз использовал свой трюк: показал дежурному офицеру фальшивое удостоверение, и тот впустил его в дом. Сотрудница из семейной службы уже спала в комнате рядом с детской. Все испортила Май Лин: она услышала плач Кэти, проснулась, увидела Фицпатрика и начала кричать. Фицпатрик дал ей пощечину, чтобы замолчала, потом схватил женщину-полицейского и заставил Май Лин помочь ему ее связать. Услышав крик, в комнату вошел мужчина-полицейский и получил от Фицпатрика удар по голове. Он все же попытался оказать сопротивление, но Фицпатрик ударил его кулаком в лицо и затолкал в шкаф. На все ушло не более пятнадцати минут.

Май Лин убежала — возможно, он дал ей денег, но точно этого никто не знал, — а Фицпатрик спокойно сложил детские игрушки и одежду и вышел из дома. Он приехал на взятой напрокат машине и направился на ней в аэропорт. Предположение о том, что он поехал туда на экспрессе, оказалось ошибочным.