Он был известен как адвокат, берущийся за совершенно безнадежные случаи. Известно также было, что он в состоянии выжать показания из камня и извлечь выгоду из выработанного золотого прииска. Ничего, стало быть, удивительного не было в том, что в его офисе крутились люди, оказавшиеся на краю пропасти, те, кому было нечего терять, а также такие, которым не повезло со случайными знакомствами, растяпы, потерявшие компрометирующие их бумаги, господа, которых шантажировали собственные лакеи. В частной жизни за Майклом установилась слава человека, не чуждающегося радостей жизни, но всеми также признавалось, что несомненные профессиональные знания и опыт оказывали сдерживающее влияние на темперамент, а если речь шла о выгодном помещении капиталов, то эффектности решений адвокат предпочитал их основательность. Более того, а в нашем случае это важно, ко всей этой суете с тонтиной Майкл относился с полным пренебрежением. Так что Моррис явился к кузену, обуреваемый немалыми сомнениями в успехе своей миссии, отчего начал излагать свой план с некоторым излишним возбуждением. Минут пятнадцать адвокат не прерывал гостя, излагающего ему несомненные выгоды упомянутого плана, после чего встал и, вызвав колокольчиком своего секретаря, произнес одну-единственную фразу:

— Ничего не выйдет, Моррис.

Напрасно владелец кожевенной торговли умолял и убеждал, наведываясь в контору кузена несколько дней подряд, упрашивая и взывая к голосу разума. Напрасно предлагал он вознаграждение в размере тысячи фунтов, двух, трех тысяч, напрасно от имени Джозефа провозглашал, что удовлетворится всего третью суммы. Ответ был неизменен:

— Ничего не выйдет.

— Я тебя не понимаю, — заявил в конце концов Моррис. — На мои аргументы ты не отвечаешь и вообще ничего вразумительного сказать не можешь. Это просто твоя зловредность в чистом виде.

— Можешь быть уверен в одном, — мило улыбнулся в ответ адвокат. — Никогда и ни в коем случае я твоего любопытства не удовлетворю. Как видишь, я сегодня более разговорчив с тобой, поскольку это наша последняя беседа на эту тему.

— Последняя?! — воскликнул с горечью Моррис.

— Самая что ни на есть, — подтвердил Майкл. — Не могу допустить, чтобы мне кто-то мешал в рабочее время. А кстати, у тебя что, никаких других дел нет? Так плохи дела в торговле шкурами?

— Это просто твоя зловредность, — повторил Моррис. — Ты всегда меня ненавидел, всегда меня презирал, еще с детства.

— Ну что ты, какая там ненависть, — утешал его Майкл. — Ты мне в каком-то смысле даже нравишься. Есть в тебе что-то привлекательное, по крайней мере, издалека ты выглядишь вполне солидным и серьезным. Кто-нибудь, не знающий тебя, вполне мог бы даже принять тебя за романтическую натуру, человека, как говорится, с биографией. А говоря серьезно, из твоих слов вытекает, что в кожевенной торговле продолжаются неприятные сюрпризы.

— Так, — подвел итог Моррис, не обращая внимания на слова кузена. — Сюда мне больше ходить незачем. Я должен увидеться с твоим отцом.

— О нет, это тебе не удастся. Никто не может увидеться с моим отцом.

— Хотелось бы знать, почему.

— Я и не делаю из этого тайны. Он очень болен.

— Если он и вправду так болен, как ты говоришь, то это еще один довод, что тебе разумнее принять мое предложение. Но я все-таки с ним увижусь.

— Вряд ли. — Майкл встал и позвонил секретарю.

Настало время, когда в соответствии с рекомендациями сэра Фарадея Бонда, дипломированного медика, чье имя столь часто появляется в бюллетенях о состоянии здоровья сильных мира сего, Джозеф был перевезен на природу, в Борнмут, местность, знаменитую своим чистым воздухом.