Она застонала, закатив глаза от наслаждения.

— В полнолуние… я не могу… сдерживаться. Если бы ты знала, о чем я сейчас думаю…

Она расставила колени еще шире, хотя позади нее находился зверь, готовый вот-вот обезуметь, поддавшись зову луны. Да его плоть разорвет ее надвое. Ей следовало бы свернуться клубочком и прикрыть голову руками, а не раскачиваться взад-вперед, надеясь соблазнить его.

— Тбе это не нужно. Никогда. Итак с трудом… сдер-жваюсь, чтобы не…

Она поняла, что он передвинулся, и затем… почувствовала его рот на своей плоти. Из ее груди вырвался потрясенный крик удовольствия. Он лежал на спине под ней, а ее колени находились прямо над его головой. Руки сминали ее ягодицы, прижимая Эмму ближе к себе. Она не могла пошевелиться, даже если бы попыталась.

Он застонал, и его хватка стала, если это возможно, еще крепче.

— Мечтал испробовать тебя снова, — прорычал он. — Почти также сильно, как трахнуть.

Ее когти зарылись в землю, и воздух наполнил аромат травы. Когда он втянул в себя ее плоть, она снова закричала. Молния, словно хлыст, рассекла небо. Эмма не могла пошевелиться, не могла двигать бедрами, в чем отчаянно нуждалась. И совсем не чувствовала, как сдирала колени о траву, хотя знала, что так оно и есть. Она просто… сходила… с ума.

— О, Боже, да! Лаклейн, пожалуйста.

Его язык сменили уже пальцы. — Пожалуйста, что?

Эмма тяжело и часто дышала, казалось, рассудок вот-вот покинет ее.

— Пожалуйста, дай мне хоть раз… пожалуйста, позволь…

— Кончи, — приказал он, и его ладонь со шлепком легла на ее попку. Проникнув внутрь ее лона пальцем, он стал, не прекращая, сосать и лизать ее складки. Эмма закричала, и ее плоть тут же сжалась, заставляя тело содрогаться от волн первого оргазма, вынуждая принять взрыв наслаждения. Ладони Лаклейна грубо сминали ее попку, прижимали все ближе ко рту, пока он безжалостно ласкал ее языком.

Все это время Эмма не сводила глаз с неба, делая единственное, на что была способна — выгибалась ему навстречу. Пока, наконец, больше не смогла выносить подобного удовольствия.

Когда она полностью обессиленная, хныкнула и обмякла в его руках, он опустил ее на землю и встал. Никогда прежде Эмма не испытывала ничего подобного. Дрожа всем телом, она посмотрела на Лаклейна, чей силуэт — хотя уже и не так яростно — освещали молнии, все еще рассекающие небо. Сейчас он казался божеством. И чего-то ждал.

Ритуал. Став перед ним на коленях, Эмма, не сводя с Лаклейна взгляда, взяла его член в рот, втянув так глубоко, как только смогла. Она ласкала языком его плоть так, как должна была сделать это раньше. Обхватив ее голову трясущимися руками, Лаклейн истомно застонал. На его лице читалось выражение экстаза и недоверия. Потянувшись к нему, Эмма провела ногтями по его торсу, и ликан содрогнулся. Она уже могла почувствовать его солоноватый вкус, ощутить влагу на кончике.

— Не могу больше… нужно заклеймить тебя. Здесь. Я буду здесь…

Когда он высвободил свой член из ее рта, Эмма, было, воспротивилась, но все же выпустила его. Она еще продолжала облизывать губы, когда он, обойдя ее сзади, стал на колени между ее ног. Нагнувшись, он снова стал ласкать ее языком, пытаясь ввести в ее плоть уже два пальца. Когда же ему это удалось, он отпустил Эмму и положил ладонь на ее голову, вынуждая стать на четвереньки. Она оглянулась через плечо и увидела, что он уже был готов вонзиться в нее. Ее начало по-настоящему трясти, тело изнывало от желания.

Нужда. Привлечь. Она попыталась выпрямиться, но он крепко ее держал, раскрыв складки и почти касаясь их кончиком члена. Он грубо провел ладонью по ее спине, заставив Эмму прогнуться от удовольствия.