И все же, желание остаться здесь было не менее сильным, противореча ее чувству самосохранения. Инстинкт ликанов, которым он с ней поделился, был прекрасен и почти непреодолим, но существовала одна маленькая проблема.

Она была вампиром.

Он перекатился во сне и прижал ее ближе к себе. Положив на нее колено, он завернул руку вокруг ее головы. Защищая. Укрывая ее своим телом.

Так было лучше. Может, просто сдаться?!

— Моя, — тихо прорычал он. — Скучал по тебе.

Да. Очевидно, она тоже по нему скучала.

Сдайся. Доверься ему. Ее веки медленно закрылись. Ее последней мыслью было — «Никогда не знала дня. Или ночи…»

Глава 27

Лежа на боку в их кровати, Лаклейн ласкал Эмму, проводя пальцами от ее живота до ложбинки между нежными грудями и снова вниз. Он чувствовал, как воздух потрескивает из-за возникающего электричества. После сегодняшней ночи он знал, что это из-за нее.

Лаклейн не понимал, как она все еще могла желать его и почему казалась такой довольной. Он проснулся, мучаясь угрызениями совести за свои действия. Эмма превзошла все его мечты. Она была такой красивой, такой страстной — и он наконец-то сделал ее своей. Снова и снова. Под полной луной она подарила ему невообразимое, ошеломляющее наслаждение — и чувство глубочайшего единения с нею.

Эмма подарила ему все это, а он лишил ее девственности на земле в лесу, вонзившись в ее нежную плоть, словно животное, каким она его считала. Лаклейну казалось… казалось, что он заставил ее кричать от боли.

А затем он варварски оставил метку на ее шее. Эмма никогда не сможет ее увидеть — никто не сможет, лишь ликанам это доступно — или почувствовать, но всю жизнь будет носить его яростное клеймо. И все ликаны, лишь увидев метку, будут знать, что он сходил с ума от страсти по ней. Или же решат, что он вложил в отметину столько силы в качестве явно угрожающего предупреждения другим ликанам. И оба раза будут правы. И все же, несмотря на все это, Эмма казалась довольной им. Протянув руку с мечтательным выражением на лице, она стала поглаживать его щеку, счастливо щебеча.

— Ты не пила сегодня. Хочешь?

— Нет. Почему-то нет. — Эмма широко улыбнулась: — Возможно, потому, что много украла вчера.

— Дерзкая девчонка, — Лаклейн нагнулся и провел носом по ее груди, заставив Эмму подпрыгнуть. — Ты же знаешь, я по своему желанию делаю это. — Сжав ее подбородок, он встретился с ней глазами: — Ты ведь знаешь это, верно? В любой момент, когда тебе нужно, даже если я сплю, я хочу, чтобы ты пила.

— Тебе действительно это нравится?

— Нравится — не то слово, которое я стал бы использовать.

— Ты бы быстрее выздоровел, если бы я не пила.

— Возможно, но мое выздоровление не было бы таким сладким.

И все же Эмму не удалось так легко сбить с толку.

— Лаклейн, иногда я чувствую себя страшной обузой. — Прежде чем он успел возразить, она продолжила: — Когда я пила первый раз, ты спросил меня, верю ли я, что ты можешь превратить меня в ликаншу. Смог бы?

Увидев, что Эмма серьезна, Лаклейн напрягся.

— Эмма, ты знаешь, что ни одно живое существо не может быть обращено, сначала не умерев. — Катализатором для превращения в вампира, упыря, призрака, для любого из созданий Ллора была смерть. — Мне придется полностью обратиться, сдаться зверю, а потом убить тебя, надеясь, что ты заразишься и сможешь родиться заново.