"Почему ты не спросишь меня, что я думаю о папе и Грейс?"

– Это не ответ – это хайку, – резко сказала мать с коротким смешком. – А где же Бен?

Она заглянула за плечо Ханны, словно ожидая увидеть его.

– Он не мог найти место для стоянки. Просил передать тебе привет.

– О, Боже, а я хотела напомнить ему о филармонии на завтрашний день! После концерта мы могли бы с Минкиными перекусить в "Русской чайной".

Ханна нашла компакт-диск, который искала.

– Ты не возражаешь, если я поставлю что-нибудь другое?

К черту все эти глупые тет-а-тет с мамой. Кроме того, эта сентиментальная чушь "Нью Эйдж" ей и в самом деле надоела.

– Но ты мне так и не рассказала, как все прошло сегодня вечером.

– Нормально.

Она явственно услышала, как вздохнула мать.

– Ты ведешь себя так, будто меня должно волновать, что намерены делать твой папа и его… девица, с которой он видится. Я спрашиваю только из вежливости.

Ну да, подумала Ханна, а я в таком случае – Пола Абдул.

– Ну, хорошо, мы ели ласанью, – сказала она, по-прежнему не поворачиваясь и стараясь говорить безразличным тоном. – А на десерт – шоколадный торт.

Нет, она не скажет матери о том, что ее рвало. Грейс ей не нравилась, но она вдруг почувствовала, что старается защитить ее. В любом случае матери необязательно знать все.

– Удобоваримая еда, – сказала мама почти елейным тоном. – Как мило. Наверное, потом вы все собрались у телевизора, чтобы посмотреть какой-нибудь старый отрывок из сериала "Валтонс"?

– Мам, да ладно тебе. Это уже совсем неинтересно.

– Однажды мне приходилось в этом доме переоборудовать чердак. Ужасное место – лифт все время ломался, никакой охраны.

– Сейчас лифт работает хорошо.

– Я полагаю, тебе это лучше известно, поскольку ты проводишь там так много времени.

– До этого я заходила к Грейс всего один раз и то на несколько минут. Обычно мы ходим в кино или куда-нибудь еще. Или проводим время у отца.

– Понятно. Не стоит защищать отца, Ханна. Это меня совсем не касается… Хотя я надеюсь, что у него, по крайней мере, хватит здравого смысла понять, что подходит и что не подходит его шестнадцатилетней дочери.

– Они не занимаются этим в моем присутствии, если ты это имеешь в виду!

Ханна быстро повернулась, случайно опрокинув кипу компакт-дисков, лежавших на низком лакированном столике позади нее. Они с грохотом свалились на пол.

Мать зажмурилась, крепко сжав виниловые края альбома с образцами.

– Не надо кричать. Я беспокоюсь о твоем благополучии. И пожалуйста, постарайся быть поосторожнее.

Желудок Ханны сжался в тяжелый кулак. Теперь ей хотелось закричать и сломать что-нибудь на самом деле. Что мама сделает, если я разобью вдребезги один из ее драгоценных фарфоровых канделябров или вон те французские часы на камине? Отправит меня в исправительную школу? Или сделает мне лоботомию?

– Мама, я не кричу. – Ханна заставила себя понизить голос, собрала компакт-диски и, вздрогнув, заметила на отполированной паркетной половице царапину. Она положила их на стол и, повернувшись на каблуках, глубоко вздохнула. – Я просто ненавижу, когда ты впутываешь меня в это, ты понимаешь, что я имею в виду, – твое стремление заставить меня говорить гадости об отце.

– Ты не считаешь, что у меня есть право знать, в каких ситуациях тебе приходится оказываться?

– Послушай, а почему бы тебе не спросить об этом у отца?

Мать с силой захлопнула альбом с образцами.