Изменить размер шрифта - +
Ему хотелось поверить, что в ее улыбке была грусть. Но скорее всего она тоже испытывала воздействие смены часовых поясов и это была просто усталая улыбка.

– Привет, Джек.

Он легонько поцеловал ее в щеку. Она надушилась его духами!

– Я должен был поздороваться еще раньше. Извини. В ее взгляде промелькнуло что-то вроде сомнения:

– Оставь, Джек.

Я хочу поцеловать тебя, подумал он.

– Принести тебе выпить? – спросил он вместо этого.

– Я бы очень хотела выпить… что-нибудь. У меня в горле пересохло.

– Ты выглядишь прекрасно. Это новое платье?

– Новое старое. Купила его на ярмарке антиквариата. А когда пошла в примерочную, угадай, кто там был? Брук Шилдс. После этого я перестала волноваться. – Грейс засмеялась. – Это платье стоит небольшого состояния, но я подумала, что должна устроить себе праздник.

– Ты заслуживаешь его, Грейс. Не представляешь, как мы рады. Ты сделала прекрасное дело… И твой успех вполне заслужен.

Ему почудилось, будто какая-то тень – был это гнев? разочарование? – пробежала по ее лицу и тут же исчезла. Наверняка она сейчас думала, какую чушь он порет – как чертов ведущий на конкурсе "Мисс Америка". Чего она не знала, так это того, как близок он к тому, чтобы потерять самообладание…

– Спасибо, – произнесла Грейс. – Мне повезло. Нам обоим повезло.

– Ты разговаривала с матерью?

– Я могла бы произнести громкие фразы о том, как нас опять соединил мой отец. Но не буду, просто скажу, что мы работаем сейчас вместе. Мать стала… не знаю, как выразиться… мягче. В ней теперь меньше назидательности. Думаю, к этому имеет отношение тот человек, с которым она встречается, а может быть, она просто помудрела. Например сказала Сисси, что та не может вернуться домой только оттого, что разводится с мужем. Если бы кто-нибудь сказал мне год назад, что мать будет держать Сисси на расстоянии, я бы не поверила.

– "Есть многое, Горацио, на свете…"

Грейс повернулась к нему. На этот раз в ее улыбке была явная грусть.

– Знаешь, из-за тебя Шекспир для меня навсегда потерян. Не могу смотреть его пьесы или слышать, как кто-то цитирует Гамлета, не вспомнив тебя.

Боль сдавила Джеку грудь. Но все, что он мог сделать, это стоять с глупейшей усмешкой на лице. Удержать счастье, подумалось ему, непросто ты должен держаться за него, даже если твои руки и ноги выворачиваются из суставов, а голова раскалывается пополам. Но много месяцев назад он выбрал самый легкий путь – позволил всему кончиться, потому что так подсказал ему разум.

– Люди склонны воспринимать Шекспира слишком серьезно. Подожди, я принесу тебе выпить.

Он быстро отошел. Ему хотелось схватить ее за руку и увести в холодную октябрьскую ночь, где он мог бы укрыть ее в своих объятиях. Что же останавливает его?

Время. Прошло слишком много времени. Теперь они чувствуют себя неловко друг с другом. И зачем снова причинять себе боль?

И все же он продолжал делать что-то. Принес Грейс содовую с кусочком лимона. Но теперь ее окружила стайка корейцев. И она лишь кивком смогла поблагодарить его.

Неожиданно для себя Джек шепнул ей:

– Встретимся на улице, в садике позади дома через пятнадцать минут.

Он быстро ушел, прежде чем она успела сказать «да» или «нет». Господи, но что он скажет ей? И в то же время настроение его улучшилось.

Может быть… Может быть…

Вернувшись в бар, он убил время, поболтав с герром Гесселем – директором картинной галереи, но когда собирался уходить, его поймал Бернгард Гауптман.

Быстрый переход