О, как же собственное тело поразило ее! Оно уже забыло о том, что такое вынашивать детей, и не было плодородной нивой, куда мужчина мог бросить свое семя и наблюдать, как оно прорастает… Но все еще было способно глубоко чувствовать и не боялось искать новых ощущений.

Однако сейчас, сидя в кабинете, Корделия задумалась, как долго может продлиться эта страсть, это упоение друг другом. Внезапно словно холодный ветер ворвался в открытое окно, и она задрожала. Когда она перестанет быть женщиной чуть старше среднего возраста, а по-настоящему превратится в дряхлую и беспомощную старуху, будет ли Гейб так же любить ее?

А Сисси? Корделия могла представить, как та ходит с таким видом, будто с ней случилось страшное несчастье.

И, конечно, Сисси будет прислушиваться к злорадному хихиканью и шушуканью о том, что у нее вдобавок к двум оставшимся без отца детям есть еще и потерявшая на старости лет рассудок мать.

Тем не менее Грейс – дочь, о которой она всегда думала, что та совсем не понимает ее, – вероятно, окажется самым горячим и, возможно, единственным ее сторонником, выйди Корделия замуж за Гейба. Ей бы Гейб понравился. Она понимает, что такой брак нельзя объяснить ни материальными выгодами, ни помешательством Корделии. "Она поймет меня и в том случае, если я решу не выходить замуж за Гейба". Именно Грейс писала ей в прошлом году, что для нее брак означает не только партнерство двух людей: он включает в себя детей, сестер, братьев, родителей – это что-то вроде объединения близких людей.

Грейс! Корделия почувствовала, как солнечное пятно, ползущее по выцветшим бледно-желтым обоям, согрело ее своим теплом. Захватили воспоминания о свадьбе Грейс, состоявшейся на позапрошлое Рождество. Она полетела тогда в Нью-Йорк на свадебную церемонию, зная лишь, что свадьба будет скромной, но ей не сообщили, чего следует ожидать… И как же чудесно все было! Включая синагогу, которую Грейс и Джек выбрали для церемонии – великолепный старый памятник Нижнего Истсайда. Находившаяся сейчас на реставрации, холодная, немного обветшавшая, она была тем не менее прекрасной оправой для ее старшей дочери, всегда стремившейся плыть против течения. Даже свадебное платье Грейс было необычным – по крайней мере, для этого континента – простое, до колен, прелестного бирюзового цвета, крытое тончайшим шелком. Позднее Грейс призналась, что купила этот шелк в магазине индийских сари на Лексингтон авеню.

На церемонии не было ни подружек невесты, ни шафера. Присутствовали только дети Грейс и Джека, похожие на букет поздних роз в руках невесты. Корделия улыбнулась, вспомнив, как неловко чувствовал себя Крис в костюме и галстуке – и все же было видно, что ему нравится вся эта затея. Дочь Джека, Ханна, в темно-зеленом бархатном платье, с забранными наверх прекрасными волосами напомнила Корделии девушек из романов Э.М.Форстера. А сын Джека выглядел таким красивым, что мог сойти за жениха. Только он не улыбался. Кажется, Грейс говорила, что он был трудным ребенком, что сейчас Бен лечится у психотерапевта и что отец часто сопровождает его на прием к врачу. И все же по тому, как Джек прижал к себе и обнял своих детей в конце церемонии – после того как поцеловал Грейс, – было видно, что он горячо любит обоих.

На небольшом приеме в доме Грейс горстка гостей наблюдала, как она и Джек танцуют первый танец. А когда джазовый дуэт заиграл «Теннесси-вальс», Джек пустился вальсировать с Ханной. Ханна, хохоча, сбросила лакированные туфельки и аккуратно поставила ступни на ботинки отца – и тот закрутил ее в стремительном танце! У Корделии навернулись слезы, когда она увидела отца и дочь вместе. О, если бы Джин дожил до этого дня! Если б смог увидеть Грейс, счастливую с новым мужем, принятую его семьей! Он был бы так же счастлив увидеть Нолу, которая чувствовала себя своим человеком, непринужденно беседовала с друзьями Грейс и вела себя как частый гость в этом доме.