Грейс произносила эти слова, и они звучали прекрасно, убедительно, смело. Но верила ли она в них?

Джек развернулся к ней и схватил за плечи. Ей показалось, будто в ней что-то заискрилось, словно пузырьки шампанского – тысячи крохотных искорок, колющих изнутри. О, Господи, как же хорошо ощущать его объятия! Его руки, казалось, говорили, что на сей раз он не позволит ей ускользнуть, даже если она и попытается это сделать.

И все же Грейс старалась высвободиться.

– Не надо! – остановил он ее, голос срывался от волнения. – Не делай этого. Скажи мне, что я дерьмо, что мы никогда не научимся доверять друг другу. Я не буду спорить, если даже ты скажешь, что не сможешь быть приемной матерью моим детям. Но только не говори, что не любишь меня – в это я не поверю.

– Я боюсь, – прошептала Грейс.

Джек усмехнулся и с нежностью произнес:

– Это ты боишься? Бесстрашная-юная-женщина-на-летающей-трапеции?

– Ничто не изменилось.

– И именно это останавливает тебя? То, что мы никогда не были идеальной парой?

– О, Джек! Нам будет нелегко.

– Почему?

– Я предала тебя. Ты предал меня.

– И мы снова сделаем это, вне всякого сомнения.

– Твои дети…

– Ты опять за старое? – улыбнулся он.

– Ханна говорила тебе, что приходила ко мне? Джек покачал отрицательно головой.

– Нет, но я не удивлен. Она все время спрашивала о тебе. Жуткая надоеда!

– А Крис на днях сказал, что если мы с тобой помиримся, Ханна будет его сестрой, и это будет очень здорово.

– А ты что думаешь? – небрежно спросил Джек. Грейс почувствовала, что его руки стиснули ее еще крепче. Джек заглянул ей в глаза в поисках ответа.

Но какой же ответ она ему даст? Да и знает ли сама этот ответ?

– Джек, ты просишь меня выйти за тебя замуж?

Она с замиранием сердца ждала, тело стало невесомым, легким, подобным морской пене. Почему он ничего не говорит?

И тут Джек заговорил – но не словами, а руками, всем телом. Сжимая ее в объятиях, шепча, зарываясь в ее волосы…

– Да, черт возьми, если… если ты примешь меня. – Он откинулся на спинку кресла и прищурился. – Вообще-то я рискнул и заказал номер для новобрачных в "Бристоле".

– Ты хочешь сказать, что у нас будет медовый месяц до свадьбы? С тобой все возможно…

Она смеялась и плакала одновременно. И теперь ей было совершенно наплевать, кто там на нее смотрит.

– Для человека, который зарабатывает на жизнь словами, я порой не очень силен в выражении своих чувств, – сказал Джек низким голосом – голосом человека, похожего на замечательную книгу, которую хочется читать бесконечно. – Но одно я могу сказать… Я люблю тебя, Грейс! Люблю тебя так сильно, что сойду с ума, если придется провести остаток жизни без тебя.

Грейс подумала, что если самолет неожиданно упадет, она, наверное, и не заметит этого: сейчас она была так далеко отсюда – на седьмом небе.

Вдруг она схватила туго набитую сумочку и стала рыться в ней – кошелек, паспорт, солнечные очки, визитные карточки, ключи, маленький магнитофон, три шариковые ручки «Юниболл» и любительский снимок Джека, который она забыла – а скорее всего не удосужилась – выбросить…

– Грейс, ты что? – встревоженно спросил Джек. Золотоволосая стюардесса уже не отрывала от нее глаз – будто плачущая женщина может искать в своей сумочке только пистолет. Грейс подняла глаза и увидела, что табло "Застегните ремни" погасло.