Словно загипнотизированная, в ужасе смотрела Грейс на револьвер, лежавший в полоске солнечного света, падавшего сквозь поднятую пыль на напрягшиеся костяшки пальцев Неда… Револьвер поворачивался то туда, то сюда и угрожающе мерцал, словно смертоносная драгоценность.

Грянул гром, комната будто разорвалась пополам, звук ударил по ушам, и ноги Грейс подломились. Она упала на копчик, больно ударившись об пол.

Сквозь звенящее облако, которое, как казалось, окутало ее голову, она видела, как Нед рухнул на кровать. Красный цветок распустился у него на горле, расплылся по белому покрывалу.

Кровь. Это была кровь!

Она прижала ладошки к ушам и закричала. Или ей показалось, что она закричала. Из горла вырвался только сдавленный хрип.

Пол под ней накренился. Ее страх был огромен, как монстр, который жадно пожирает ее, не оставляя ничего, что могло бы что-то чувствовать. Но вот онемение стало проходить. Ее трусики намокли, ягодицы болели от падения. Когда она попыталась встать, ноги подломились, как у бумажной куклы.

Наконец, собравшись с силами и цепляясь за стену, она поднялась на ноги. Грейс пятилась назад, когда внезапно наткнулась на кого-то. Она издала придушенный визг и обернулась. Там замерла долговязая девчонка. Ее глаза больше не казались раскосыми, а были округлыми и серебряно-палевыми, как никелевая монетка. Она тоже видела все.

Они обернулись – Маргарет дико закричала. Револьвер выпал из рук отца, а Маргарет опустилась на колени перед кроватью, на которой лежал Нед. Грейс захотелось схватить ластик и стереть эту картину, как она, бывало, делала со школьным расписанием, словно ничего не произошло. Чтобы она, отец и Сисси сидели в машине и ехали к берегу океана в штате Мэриленд, где отец купил бы им палочки из мяса лобстера, а она бежала бы вдоль причала, чувствуя под ногами упругие старые доски.

Однако, повернувшись к Ноле и увидев ее ставшее пепельным лицо, Грейс поняла, что пути назад нет. Что бы ни случилось, Грейс этого никогда не забудет. А еще она была уверена, что не забудет и эта девочка, стоящая рядом, неподвижная и напрягшаяся, с пустым лицом, если не считать странные глаза – словно две дырочки, прожженные в одеяле.

… и если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот…

Евангелие от Марка, 111, 25

1

Грейс потянулась, чтобы застегнуть пуговицы платья на спине, и заметила пятно – как раз над правой грудью – пятнышко от воды, по форме напоминающее одно из пятен теста Роршаха.

Она вдруг ощутила раздражение. "Шелк. Да его вообще следовало бы запретить вместе с асбестом и красным красителем номер 2". Она не припомнит случая, чтобы, надев шелковое платье, не пришлось бы потом бежать в химчистку. А когда в последний раз она надевала шелковое платье?

Образы далекого прошлого пронеслись в ее воображении – она в пышном платье из тафты цвета малинового шербета, с орхидеей, приколотой к манжете. Скучный прием в загородном клубе, на который пришлось пойти по настоянию бабушки. К концу вечера орхидея выглядела так, словно по ней прошлась вся армия Шермана, которая, судя по речи и манерам обитателей Блессинга, лишь неделю назад пронеслась по Джорджии, сметая все на своем пути.

Задумчиво глядя внутрь стенного шкафа с ее платьями, Грейс размышляла о предстоящем вечере, который представлялся ей полем битвы. Какая разница, что надеть?

Ханна бы страшно обрадовалась, если бы Грейс появилась на пороге в нижнем белье. Еще один, очередной, недостаток подружки отца Ханны.

Подружка! О Боже, мне уже тридцать семь, а все еще чья-то подружка!

Все сложилось бы по-другому, если бы мы поженились.

Но хотелось ли ей снова стать женой, играть роль мачехи Бена и Ханны? Разве ей мало хлопот со своим собственным сыном-подростком? Не говоря уже о том, что Джек не просил ее руки.