– Теперь же следует немедленно отправить послушника в ближайший гарнизон: пусть пришлют повозку и пару конных сквайров для сопровождения пленников.
– Зачем это?.. – побледнев, пробормотал я.
– Вас отправят в столицу, – поведал ассасин. – Ведь вы этого хотели, не так ли?
Повозка громыхала по камням древней дороги, за матерчатыми боковинами мерно цокали копыта коней. Я давно потерял счет времени – то ли столица Империи находилась уж очень далеко от места нашего пленения, то ли ехали мы слишком медленно.
Уж и не знаю, насколько важными пленниками мы считались – да только с самого начала нам запретили и нос высовывать за складки мешковины, накинутой на высокий каркас повозки, чтобы скрыть ее содержимое от посторонних взглядов. Снаружи нас стерегли сквайры, а внутри неизменно находилась пара хмурых стражников.
Поначалу стражники смотрели на нас настороженно, то и дело хватаясь за неудобные в столь тесной обстановке пики. Потом наступило сонное равнодушие, а вскоре они уже вовсю резались с Грошем в карты. Приятель мой и в этой обстановке времени зря не терял.
– Я хочу отыграться! – нервно требовал усатый стражник. – Сдается мне, ты, шельма, плутуешь!
– Как вы могли подумать, благородный рыцарь! – моргал Грош ясными глазами. – Только как вы будете отыгрываться, коль у вас монет не осталось?
– Ставлю шлем! – решительно заявил стражник.
Второй пытался одернуть коллегу, но усатый с одержимостью схватился за карты.
– Какой-то шлем у вас, милорд, мятый и поцарапанный, – с сомнением сказал Грош. – Разве вы добавите еще что сверху?
– Перчатки! – выдохнул усатый.
– Простите, милейший рыцарь, но перчатки вы проиграли в прошлый раз…
– Хорошо! Ставлю кольчугу! – заявил усатый и принялся стаскивать через голову бряцающую металлическую рубаху.
– А вы, благородный сквайр, не желаете ли присоединиться? – обратился Грош ко второму стражнику.
– Мне все еще дорога моя кольчуга, – сдержанно ответил тот. – Назовите меня хоть сквайром, хоть рыцарем, хоть паладином, но я уж точно не дурак. Хоть и умудрился продуть собственному подконвойному все свое жалованье…
– Отказаться от большой удачи – право каждого, – милостиво согласился Грош и повернулся к усатому, оставшемуся в грязноватой драной рубахе. – Итак, благородный, но бедный рыцарь, начнем игру…
– Погоди, – не выдержал второй стражник, принимаясь стаскивать с себя кольчугу. – Сдавай и на мою долю!
– Вижу не только благородного, но и отважного воина! – тасуя колоду, воскликнул Грош. – Смелых удача любит!
Поскольку любоваться проплывающими пейзажами позволено не было, ничего не оставалось, кроме как наблюдать за всем этим безобразием. Так у меня невольно родилась эта песенка, которую я тут же принялся напевать под звуки лютни, которую мне удалось сохранить при себе.
Невольно посмеялся над собой: никогда не думал, что начну писать эдакие воровские песни. Однако в нашем теперешнем положении и такой талант мог пригодиться.
Мы так и не увидели красоты столицы: деревянные колеса уже грохотали по шумным улицам, меня разбирало любопытство – но мы сидели, будто в мешке, не смея высунуть и носа. Наконец повозка остановилась. Раздался душераздирающий скрип ворот. Мы снова тронулись, снова донесся скрип.
Похоже, там, куда нас привезли, серьезно заботились о безопасности.
Наконец матерчатый полог откинулся, и важный голос приказал:
– А ну, выходи…
Я выпрыгнул первым. |