— Какая удача! — улыбнулась Саманта. — Какая удача, что все сложилось именно так.

— Так что будем делать с беременностью, мисс Фокс? — Доктор Бейтс мельком заглянула в карточку Саманты. — Если прерывать, то медикаментозный аборт…

Саманта почувствовала себя компьютером после перепада напряжения в сети. Короткая пауза, отключение, полная перезагрузка.

— Как прерывать? — изумилась она. — Не дам!

Доктор Бейтс улыбнулась уже в открытую:

— Вот и замечательно. Просто когда женщина приходит в первый день задержки, она либо очень сильно хочет стать мамой… либо очень сильно не хочет.

— Я хочу.

— Это чудесно. Сейчас я заполню вашу карту…

— Прервать, — пробормотала Саманта и погладила живот. — Никому тебя не отдам, слышишь? Пусть только попробуют!

На благополучие ее будущего чада никто, по-видимому, покушаться не собирался, но трудно было переориентироваться на новую жизнь. Саманте еще вчера казалось, что новая жизнь — это новое ощущение себя и мира. Оказалось, что сюда же относятся и режим дня, и правильное питание, и все-все-все… Придется и правда учиться жить по-другому. Смешно, она так боялась одиночества! И в тот момент, когда уже переборола свой страх, отважилась, оказалось, что она больше не одна.

И одна уже никогда не будет. Даже когда он или она вырастет и уедет учиться в колледж, потом на стажировку, потом создаст свою семью и родит своих детей — она, Саманта, будет для него самым родным человеком. А он — для нее.

Она вдруг осознала себя звеном в гигантской цепи рождений и смертей, которая тянется из глубины веков и уходит в далекое, укрытое туманом прошлое. Когда-то подобные чувства переживала ее мать, и до этого — мать ее матери, и еще раньше — бабка ее матери… Все женщины ее рода. Все женщины планеты. Все, кто когда-то готовился дать жизнь новому человеку.

У нее закружилась голова от необъятных масштабов этой картины. А может быть, это вполне естественное в ее положении ощущение?

— До апреля ждать совсем недолго, милый, — прошептала Саманта. — Но мне все равно ужасно не терпится увидеть тебя.

Саманте стало немного грустно. Она никогда не видела себя в роли матери-одиночки. Когда она думала о будущих детях, рядом всегда рисовался образ мужчины — туманный, кстати сказать, даже когда она встречалась с Эдмондом.

Как бы ей хотелось разделить все это счастье, самое большое земное счастье, с Джастином.

Он был бы хорошим отцом — заботливым, добрым, справедливым… Черт, это будет величайшей нечестностью в мире — не сказать ему правду. Она обязательно скажет.

Когда-нибудь потом. Когда его реакция на эти слова станет ей безразлична. Когда она перестает желать быть с ним. Быть его. Когда вся нежность и тупая боль, пережитые за прошедшую неделю, выцветут, ослабнут и из чувств превратятся в воспоминания о чувствах.

Он будет приходить по выходным и дарить ребенку игрушки. И смотреть на нее грустными, зовущими глазами. Почему-то при мысли об этом взгляде Саманту передернуло. Она не хотела, чтобы по ней тосковали, чтобы ее безнадежно ждали и обожали издалека. Она хотела, чтобы он поступил как мужчина. Чтобы он пришел и взял то, что она рада была бы ему отдать.

Но Джастин не придет.

Саманта горько усмехнулась: ну почему мужчины либо начисто лишены способности любить, либо еще чего-нибудь лишены?..

Ладно. До весны она сможет работать сама. Потом родители помогут. Интересно, как на маме скажется превращение в бабушку? Наверняка она расцветет и будет порхать, как на крыльях. А отец… из него выйдет отличный дед.